ООО «Шахматы», Санкт-Петербург,
тел: +7-905-223-03-53

Визирная ось.

Никто не знал ни имени старого сапожника, ни его отчества. Когда-то давно придумали ему непонятное прозвище — Чека, так оно и осталось за ним на всю жизнь. Бывало, оторвутся у малыша подошвы единственных башмаков, мать успокаивает: «Чека починит»; лопнет голенище у сапога, отец прикидывает: «Когда бы выбрать времечко, чтобы Чека зашил?»

И Чека зашивал, чинил, ставил новую подметку. Делал он это мастерски, добросовестно, с поразительной аккуратностью. Обещал — выполнит, дал слово — сдержит. Случалось, что загуливал по пьяной лавочке, но, все равно, сказал «Починю завтра к обеду», — встанет вместе с солнцем, а кончит работу ко времени. И не то чтобы ради денег старался Чека. Иной заказчик только руками разведет — нечем платить, затем тянет неделями, да так и забудет отдать пятиалтынный. А бывало и такое: пригласят Чеку в благодарность за работу щи похлебать, взглянет он на нужду большой семьи — мал мала меньше — да и махнет рукой. Какие тут деньги?

Звали еще Чеку Божий человек, но это тайком, меж собой. А ребята — те не стеснялись, у них какая тайна? Завидят в переулке угловатую сутулую фигуру в поношенном то ли пальто, то ли халате, да и завопят хором:

Божий человек идет!

Бросятся к нему гурьбой, повиснут на руках, на шее, а он тихо, с какими-то всхлипываниями засмеется и заворчит радостно.

Полно! Полно!

Они знают, зачем бегут. Высвободится Чека из ребячьего плена, пороется в глубоких карманах и незаметно, как бы стесняясь, раздаст конфетки в цветных обертках. Зашумят, запрыгают ребята, радуясь редкому лакомству, а он стоит, глядя на детишек из-под густых кустарников бровей добрыми, любящими весь этот мир глазами.

Была еще одна причина прихода Чеки в узкий переулок окраинной тульской улицы, которую люди начитанные называли Растеряевой: с завидным постоянством появлялся он каждый день и приносил в большом блажном кульке поджаристые французские булки. Чека продавал их хозяйкам, но странной была эта коммерция, в лавке булка стоила три копейки, а он ее отдавал за две. Почему, только потом поняли расчет: брал-то сапожник булки в кредит, а получал за них тут же звонкую монету. «Казенка» в долг шкалик водки не даст, плати наличные. А где их взять? Вот и приходилось ему изобретать. Задолжав за целую неделю, в субботу, в день получки Чека до копеечки расплачивался с булочником.

Так и жил он от субботы до субботы. Ни семьи, ни угла. Ночевал в казенной ночлежке, где у него была одна кровать на двоих. Работает напарник в ночную смену, Чека безмятежно спит; подойдет тому пора выходить утром, поневоле приходится Чеке просится в ночную смену.

Люди знающие утверждали, будто у Чеки есть сын — живет где-то у родственников, а жена умерла при родах. Но старый сапожник неохотно рассказывал о себе, лишь иногда, сильно подвыпив, вдруг принимался жаловаться друзьям: «Что я видел за свою жизнь. Нахлобучки с детства — за волосы да об пол. Злодейка судьба»

Уходили годы. Совершались крупные перемены, менялся уклад всей жизни

В революцию сапожного фабриканта прогнали и фабрику закрыли; Чеке поневоле пришлось искать другую работу. Помогли добрые люди, уступили маленький сарай-развалюшку с дверью и окном прямо на базарную площадь. Вообще-то место бойкое- народу хоть отбавляй, пивнушка рядом. В этом закуточке Чека работал, тут же стоял топ- чаи, покрытый одеялом из лоскутков Туляки без всяких реклам и вывесок знали мастерство Чеки и охотно несли свои износившиеся шлепанцы. А кто побогаче, те, сличалось, заказывали и штиблеты.

Новый уклад жизни лишил Чеку возможности проделывать операции с продажей булок. Какой теперь кредит' Может, поэтому Чека и перестал пить. Поговаривали, впрочем, и о других причинах: будто Чека отравился, когда закрылась монополька. Те, кому без водки хоть на стенку лезь, сразу приловчились: подольют в спиртовой лак воды и быстро мешают смесь палочкой с намотанной па лее ватой. Вытащат налипший на вату шерлах, остальное — пьют. Главное при этом не запачкать усов — неделю не раздерешь! И к денатурату с черепом да двумя косточками прикладывался Чека. Но много нельзя, ослепнешь!

И совсем не в том дело, что отравился. Что мог сделать Чеке денатурат или нашатырный спирт? Была другая при¬чина. Однажды летом в палатке «холодного сапожника» Чеки появился юноша лет восемнадцати. Красивый, статный' Какой гордостью засветились глаза старого Чеки, куда де-вались его застенчивость, молчаливость!

— Сын, Николай, — доверительно сообщил он портному Федотычу — такому же ремесленнику, как н сам Чека.

Поняли тогда растеряевцы, куда временами исчезал молчаливый сапожник, кому регулярно отсылал по почте десятку-другую. А однажды в тоскливый вечер не смог удержаться Чека, поделился еще одной радостью: Николай кончил школу и теперь едет в Москву учиться на инженера Нужно было видеть лицо старого Чеки в тот момент!

Поздней осенью принес Чека портному письмо от сына. На конверте обратный адрес: «Москва, Геодезический институт. Общежитие».

Николай писал: курс 4 науки проходит успешно, через пять лет будет геодезистом.

Кто такой геодезист, ни Чека, ни Федотыча не знали, но нашелся добрый человек, объяснил: геодезист — тот же инженер, только измеряет землю и рисует карты материков, морей. Может случиться, придется Николаю ехать н за океан, какие-нибудь Америки измерять.

В конце письма была приписка: «Если можно, вышли десять рублей».

Чека послал. Как не послать, если жизнь в Москве трудная, на стипендию не разгуляешься.

Вот уже который год откладывал Чека рубль-другой из своего скудного заработка, отказывал себе во всем с тай¬ной мыслью перестроить дырявый сарай или присмотреть угол потеплее.

Неожиданные расходы опрокинули все планы, уничтожили надежду на теплый угол.

«Ничего, — успокаивал себя сапожник, — не такое терпел! Зато через пять лет сын станет геодезистом, вот тогда начнется жизнь!» И еще больше экономил: на табаке, всего

одни раз в день ходил в столовую Особенно опасался пивнушки — за версту обходил, не дай бог поддашься минутной слабости. Даже когда приятели угощали, Чека спешит отмахнуться: отойдите, не совращайте. У него теперь есть цель в жизни. Подумать только, дети холодного сапожника карты земли рисует! Самого Чену никто никогда по имени- отчеству не назвал, все-то его ученье, за волосья да об пол, а сын — Америки измеряет!

Прошла осень, тягучая холодная зима. Никто ни разу не видел Чеку не то чтобы пьяным, даже под хмельком. Долгими морозными вечерами сидел Чека в своей каморке, окруженный дырявыми сапогами и не подшитыми валенками, и думал, думал.

Какие картины рисовало его воображение? Может, видел он, что живет вместе с Николаем в большой теплой квартире в Москве, нянчит внуков? А то, глядишь, едет с ним в Америку, помогать мерить землю... Как ни пытался представить себе Чека заокеанскую землю — не смог. Откуда знать, если никто из туляков не бывал в той Америке?

Светлым и радостным казалось будущее. Вообще-то если по справедливости, почему бы и не обрести Чеке под старость покой? Разве прогневил он чем-нибудь бога? Обманывал кого, рукоприкладствовал? Собаку ни разу не ударил, не то чтобы дитя малое или женщину. Обманул кого, не выполнил обещанного. Может, и был какой грех по пьяной лавочке, но в здравом уме не в чем было старику упрекнуть себя.

Так дожил Чека до весны и стал ждать сына. Николай обещал на лето приехать в Тулу. Прикидывал уже Чека, как почистить каморку, как выделить уголок и пристроить кровать Николаю, но вдруг получил письмо: не может сын приехать — остается на практике в Москве. В следующем году обязательно навестит отца. А в конце приписка: нельзя ли рубликов двадцать?

Вновь потянулись дождливые осенние дни, опять ударили морозы. Жизнь Чеки текла по обычному, размеренному руслу. Лишь письма сына приносили радость, но вместе с тем они же и доставляли заботы. Оказалось, непросто Николаю осваивать инженерную премудрость, па каждом шагу он сталкивался со сложными и хрупкими приборами, а тут-то н приключались несчастья. То разобьет линзу в микроскопе, то сломает зубцы в шестеренке. Скорбно и жалостливо сообщал им об этих трагических происшествиях: «Дорогой папочка, не дай погибнуть. Злой лаборант только и ждет случая выкинуть меня из института, если я с ним не рассчитаюсь. Умоляю, хоть пять рублей».

Старый сапожник спешил на почту. Там знали: он посылает деньги сыну-геодезисту в Москву, и охотно писали адрес. А Чека глядел на непонятные буквы на почтовом бланке с беспокойством: не перепутали? Деньги позарез нужны Николаю, а то выгонит его из института злой лаборант.

Все труднее жилось сыну в Москве, все тревожнее становились письма. Должно быть, наука усложнялась, приборы становились все более хрупкими. Уже заплатил Чека за поломанный рычаг — восемь с полтиной: немногим дешевле был порванный трос и согнутая веха. Что делать! Не допустит же он, чтобы погиб единственный сын! Изворачивался, как мог.

Катастрофа пришла неожиданно. «Дорогой папочка, я погиб! — писал Николай в новом письме. — Случилось непоправимое несчастье, не знаю, смогу ли я дальше учиться, жить... Сегодня» утром я сломал визирную ось теодолита. Проклятый прибор, как он мне подвернулся! Это самый ценный прибор, без него прекратились занятия всей группы. Студентам нечем делать замеры. Ума не приложу, как поступить. Визирная ось стоит... я даже боюсь сказать тебе, дорогой папочка, сколько она стоит. Пятьдесят рублей! Папочка милый, я даже заплакал, когда написал такую цифру. Мне стыдно, я в отчаянии, но придумай что-нибудь. Спаси своего несчастного сына. Не дай ему погибнуть в позоре, всеобщем осуждении и презрении. Папочка, спаси!»

Закручинился старый Чека. Пятьдесят рублей, где взять такие деньги? Их в полгода не заработаешь. Затосковал старик, почернел, осунулся. До полуночи сидел у окна, подперев узловатой рукой голову.

А наутро пошел к соседу: две головы лучше одной. Нужно ведь что-то предпринять.

Помолчали два дружка, скрутили самокрутки, пустили струи сизого дыма. Как же все-таки быть-то, Федотыч? — прервал молчание Чека, но не получил ответа. — Что хоть за штука такая — визирная ось? — допытывался он.

На что собеседник отвечал неопределенно.

Бес ее знает. По всему — предмет ехидный. Шутка сказать: пятьдесят целковых!

Весь день гадали-рядили и, лишь когда сизые сумерки пали на базарную площадь и жизнь стала замирать, придумали нужно попытаться здесь, в Туле, у знакомых механиков отыскать эту проклятую ось Может, подержанную какую, а если даже новую, все дешевле будет, чем в Москве Известно, какие московские механики обдиралы!

На другое утро с зарей отправился Чека через весь город к куму Федотыча — большому мастеру на всякие механизмы. Не зря в Заречье прозвали его вторым Левшой.

Утро доброе, — поклонился Чека, войдя в низкую бревенчатую избушку механика. — Меня ваш кум прислал. Есть покорнейшая просьба

И рассказал, в чем нужда.

Второй Левша удивленно поглядел на сапожника. «Визирная ось? Купить? Что-то здесь не то!»

Да ты не путаешь ли?

Куда там путаешь — на бумаге написано. И показал Чека письмо Николая.

Механик надел очки, долго внимательно читал, да вдруг как захохочет. Слезы потекли из-под железных очков.

Ох, уморил, каналья! — восклицал между приступами смеха кум. — Придумал же, мошенник. Визирная ось... Каналья.

А когда успокоился, сказал.

Напиши ему, что приедешь в Москву да хорошенько отдубасишь его этой визирной осью. Наука будет.

И объяснил: визирная ось — это линия несуществующая, мнимая. Лишь воображение проводит ее через центры линз теодолитной трубы. Показал похожий чертеж, где подобные линии симметрии обозначаются длинным пунктиром с точкой

Это значит, что твоя визирная ось — ничто' — пояснил кум. — Плод воображения, видимость одна. Пшик!

И сломать ее никак нельзя. И «стоит» она — тьфу! — гроша ломаного не стоит.

...В тот же день Чека вновь появился в переулке окраинной тульской улицы, получившей когда-то название Растеряевой.

— Божий человек пришел! — бросились ребята навстречу сапожнику, но остановились, пораженные странным выражением его обычно доброго лица.

В глазах обманутого старика застыли обида, удивление и какой-то немой, мучительный вопрос. Многое может выразить взгляд человека с простой, чистой душой, и это лучше всех чувствуют дети. Безмолвно стояли они перед сутулым сапожником, сраженным бесчестностью самого близкого, самого дорогого сердцу человека.

Внимательно разглядывал Чека ясные лица своих маленьких друзей, удивленно пожимал плечами, что-то шептал про себя. Что шептал он, о чем думал? Какая неразрешимая, вечная загадка терзала его мозг, какое сомнение раздирало душу, полную доброты и искренней любви к людям?

Вдруг гримаса боли исказила его рот, он резко повернулся и большими шагами пошел вниз, к базарной площади.

ООО «Шахматы»

Санкт-Петербург

время работы с 10-00 до 19-00

тел. 983-03-53 или 8-905-223-03-53

 SKYPE - Piterchess

 ICQ - 229-861-097

 VIBER: +79052230353

 info@64ab.ru