глава 8

 Исполнение мечтаний

Вахтанг Ильич Карселадзе не дожил и до других событий, которые сделали бы его еще более счастливым, чем даже победа Наны Александрия в чемпионате Советского Союза. Карселадзе не дожил до дня, о котором мечтал многие годы. Речь идет о матче на мировое первенство между Ноной Гаприндашвили и Наной Александрия, между двумя советскими грузинскими шахматистками.

Вдумайтесь только в этот поразительный факт: ученицы одного тренера, который не получил их от менее квалифицированных коллег, как это нередко бывает, а сам нашел среди сотен других девочек, с удивительной прозорливостью угадал в них талант и довел их до вершин мастерства, — две эти шахматистки вступили в спор за право именоваться сильнейшей в мире. Жизнь преподносит иногда самые неожиданные сюрпризы, и может быть, шахматный мир станет когда-нибудь свидетелем аналогичного случая, но вероятность подобного повторения ничтожно мала.

О том, что Карселадзе мечтал об этом матче и верил в его возможность, знали многие. «Хочу дождаться того дня, когда Нона и Нана сядут за столик», — эту фразу воспитатель обеих шахматисток произносил не раз. Летом 1960 года команда Грузии уезжала на сбор в Ессентуки. Ксения Гогиава зашла навестить своего друга. Это было за месяц до его кончины. Вахтанг Ильич, конечно же, понимал, что жить осталось ему недолго, но только самым близким друзьям однажды признался: «Тамара не знает: я уже ухожу...» (Увы, он один не знал, что Тамара знала все.). С Ксенией Гогиава, как и почти со всеми другими, он старался держаться как человек, которому надо лишь немного подлечиться.

—    Вот съезжу в Цхнету, поправлюсь, потом приеду к вам, — сказал он. Но не выдержал и добавил: — Хочу пять лет прожить, потом сам умру — дам расписку, честное слово!

—    Зачем пять? — сказала с деланной улыбкой Гогиава. — Живи дольше!

—    Нет, мне хватит пяти. Хочу, чтобы Нана сыграла матч на первенство мира и чтобы кто-нибудь из мальчиков стал гроссмейстером...

Значит ли это, что Карселадзе непременно жаждал победы Наны Александрия, которая, как мы знаем, была действительно самой любимой его ученицей? Такое желание у Вахтанга Ильича могло, конечно, быть (хотя он его никогда не высказывал), желание, по правде говоря, совершенно естественное и по-человечески так понятное.

Но люди, очень близко знавшие Карселадзе, не были в этом уверены. Врач Андро Гонгадзе, тот самый, который в Боржоми присутствовал при ссоре Вахтанга Ильича с родными Ноны, писал мне, что, по его убеждению, Карселадзе болел бы за Нану, но не против Ноны. Такую вот формулу Гонгадзе готов был принять. Но, добавлял он, даже если бы Карселадзе активно желал победы Наны, он никогда бы этого не

показал. И не только из соображений элементарной этики.

Как первый учитель чемпионки мира и тренер Наны, Карселадзе, если бы матч состоялся, считал бы, что достиг осуществления всех своих тренерских мечтаний. Результат для него как для тренера был не важен: он всегда продолжал считать Нону своей. Своей не в том, конечно, смысле, что считал себя причастным к ее дальнейшим успехам, а своей по духу, по характеру игры, по тем и большим и малозаметным черточкам ее человеческой и шахматной личности, к которым он действительно имел непосредственное отношение. Поэтому самую мысль о том, что он, желая победы Наны, тем самым невольно желает поражения Ноне, Вахтанг Ильич счел бы недостойной себя. Так считает Гонгадзе, и мне хочется с ним согласиться.

Здесь я позволю себе несколько уклониться от основной темы и привести эпизод, не имеющий к Вахтангу Ильичу прямого отношения. Уйдя в 1956 году от Карселадзе, Нона Гаприндашвили год спустя приняла участие в чемпионате СССР. В третьем туре юная шахматистка встретилась со своей сверстницей Н. В очень сложной позиции Нона, пожертвовав фигуру, предложила размен ферзей, но если бы Н. пошла на этот вариант, то с помощью так называемого промежуточного шаха Нона отыграла бы фигуру и осталась с двумя лишними пешками.

Вот как рассказывает об этом эпизоде сама экс чемпионка мира:

«Моя соперница довольно долго продумала над ответным ходом, потом все-таки протянула руку, сняла с доски моего ферзя и лишь тут заметила коварный промежуточный ход. Держа в руках моего ферзя и не зная, что делать дальше, Н. покраснела и бросила на меня растерянный взгляд.

— Знаешь что, если тебе хочется, можешь взять ход назад.

Если иметь в виду чисто спортивные принципы, то это было грубое нарушение всех правил, а стоит в спорте допустить хоть малейшую поблажку, хоть мизерное нарушение морального кодекса, как незамедлительно спортивное соревнование теряет присущую ему нравственную основу...

Олимпийская сборная СССР по шахматам (слева направо): Нана Александрия, Майя Чибурданидзе, Нона Гаприндашвили, Нана Иоселиани, 1982.

Психологический эффект моих слов был потрясающим. Мое предложение сразу разрушило ту реальную обстановку великой Игры, правилам которой я привыкла подчиняться с детства. Чемпионат страны — подумать только! — потерял вдруг для меня против моей воли значительность, я сама сделала иллюзорным, нереальным тот мир, которым жила, дышала, без которого не мыслила свое существование...

Разумеется, в то мгновение я только смутно, инстинктивно почувствовала, что натворила... Едва заметно пожав плечами, Н. поставила моего ферзя на прежнее место и сделала другой ход. Между тем я постепенно начинала осознавать смысл случившегося. Отделаться от этих мыслей я уже не могла, планомерность моих действий была нарушена, я стала подолгу задумываться и попала в цейтнот. Короче говоря, партия была отложена с шансами на выигрыш у моей соперницы...

Когда совершался ритуал откладывания партии, к нам подошла опытная шахматистка Юзефа Гурфинкель. Она, оказывается, видела, как Н. взяла ход обратно. Бросив взгляд на позицию, Гурфинкель с возмущением заявила мне, что никогда в жизни ей не приходилось встречать такую несерьезную участницу...

Вечером нас с Н. пригласили к главному судье. Опытный, видевший на шахматных соревнованиях немало разных казусов, он мягко, по-дружески посоветовал Н. предложить мне ничью и забыть об этом инциденте... Но Н. деланно-спокойным тоном ответила, что не брала хода назад.

Я не поверила своим ушам, я не знала, куда девать глаза от стыда. Встав, я вышла с пунцовыми щеками, стараясь не глядеть ни на судью, ни на Н.

Моей сопернице, не устоявшей перед искушением получить очко, тоже было, конечно, несладко...

Прошло несколько лет. Во время одного из турниров Н., находившаяся среди зрителей (она оставила шахматы), подошла ко мне и попросила извинения. Мне был очень приятен этот ее благородный жест, и я с удовольствием пожала своей бывшей сопернице руку...»

Рассказав мне эту историю, Нона добавила, что расстроилась тогда необыкновенно — не из-за проигрыша, нет, а из-за поведения Н. — и плохо провела весь турнир.

«Я никак не могла успокоиться, и знаете, это было влияние Вахтанга Ильича, — закончила Нона свой рассказ. — Конечно, я была сама во многом виновата и резко осуждала себя, но понять девушку, которая сказала судье неправду, я не могла...»

Но вернемся к матчу. Он, если так можно выразиться, назревал. Назревал медленно, но неуклонно. Шахматистка, которая на протяжении нескольких лет трижды побеждала в чемпионатах страны (а даже самой Ноне Гаприндашвили удалось совершить это «лишь» два раза), не могла не стать потенциальной соперницей чемпионки мира.

Об этом матче шахматные болельщики, в первую очередь естественно, грузинские, начали мечтать еще в 1964 году, после первого выступления Наны Александрия на 24-м чемпионате страны. Пятнадцатилетняя дебютантка выступила без малейшей робости! Как вы помните, Малышка после десяти туров шла во главе турнира вместе с самой чемпионкой мира! А окончательный результат — дележ шестого-седьмого мест — нельзя было не считать замечательным успехом.

Помню, как на церемонии закрытия чемпионата ученик девятого класса 61-й школы Тбилиси, волнуясь, прочитал на грузинском языке оду, в которой, как мне потом объяснили, прославлял свою одноклассницу Нану. Моего знания грузинского языка хватило, увы, только на то, чтобы понять два слова: «Нона» и «Нана», которые звучали на все лады. Юный поэт выражал в своем вдохновенном творении непоколебимую уверенность в том, что Нана Александрия скоро станет такой же выдающейся шахматисткой, как и Нона Гаприндаiвили.

Слова поэта оказались во многом пророческими. Потому что помимо замечательных успехов на соревнованиях внутри страны Нана Александрия одержала немало побед на международных турнирах. В 1971 году, к примеру, она заняла первое место в межзональном турнире и вышла из борьбы лишь в финальном матче претенденток. Зато в следующем цикле Нана Александрия стала соперницей чемпионки мира.

Несмотря yа то что Нона н Нана подспудно чувствовали, что скорее всего их дуэль состоится, они сохраняли между собой неизменно добрые отношения. Дух соперничества был покорен духом доброжелательности, который царил в кругу воспитанников Карселадзе. Но покорялся дух соперничества отнюдь не сразу и не без сопротивления. Когда семнадцати летняя Нана стала чемпионкой страны, некоторые из се почитателей были в таком восторге, что, не смущаясь, задавали чемпионке мира такие, например, вопросы:

—    Если Нана станет претенденткой номер один, вы, наверное, уступите молодой сопернице свое звание без борьбы?

Нона Гаприндашвили отвечала в таких случаях с подчеркнутой холодностью:

—    И не подумаю! Если Нана или какая-нибудь другая претендентка выиграет у меня матч, то лишь в упорнейшей борьбе...

Хотя такие вопросы задавались, разумеется, редко, а все же, согласитесь, что в какой-то степени они отражали атмосферу всеобщей симпатии, какую вызывала талантливая юная шахматистка. И нужны были справедливость и объективность Ноны, чтобы правильно понять настроения болельщиков и увидеть в Нане не только потенциальную соперницу, но и младшую подругу.

Симпатии болельщиков к Нане объяснялись не только ее дарованием, юным возрастом и внешней привлекательностью. Нана, это стоит повторить, как никто другой из учениц, и учеников Вахтанга Ильича, воплотила в себе то нравственное начало, которое было так характерно для выдающегося шахматного педагога и оказывало такое неотразимое влияние па его питомцев.

В чемпионате страны 1964 года Нану настолько любили все ее соперницы, что когда девочка, прекрасно проведя партию с Ольгой Андреевой, все же допустила в цейтноте несколько ошибок и потерпела обидное поражение, то главный судья Ольга Николаевна Томсон, видевшая за свою жизнь не одну драму на шахматной доске, но ее собственному признанию, долго не могла уснуть.

По свидетельству той же Ольги Николаевны, непоседливая Малышка, оказывается, дольше любой из участниц сидела за столиком, почти не гуляла после сделанного хода, то есть трудилась больше, чем взрослые. А если и вставала из-за столика, то, как же корректно вела себя!

Доигрывая партию с Ларисой Вольперт, Нана на минуту ушла со сцены — выпить чашечку кофе. Вернувшись, она увидела, что Вольперт сидит в той же сосредоточенной позе, обхватив голову руками. Чтобы не мешать сопернице, Нана подошла к столику на цыпочках, закусив губу от внутреннего напряжения. Маленький эпизод, а какой выразительный. И каким счастливым взглядом проводил девочку сидевший рядом со мной Вахтанг Ильич, оценив деликатность своей любимицы.

Кто знает, может быть, именно почтительность и деликатность девочки способствовали тому, что Вольперт не поддалась вызванным неудачей эмоциям, как это часто бывает даже с такими опытными мастерами, и дала игре соперницы абсолютно объективную оценку:

— Я была поражена тем, что девочка доказала свое превосходство именно в окончании, то есть в той стадии партии, в которой мастерство приходит обычно с годами.

Это окончание, заслужившее специальный приз, позволило Михаилу Талю по окончании турнира назвать Нану Александрия на редкость разносторонней шахматисткой. Такой отзыв, между прочим, начисто опровергал доводы тех немногих скептиков, которые уверяли, будто Карселадзе хорошо учит детей тактической игре, но в стратегии-де его ученики разбираются заметно хуже. Вахтанг знал об этих высказываниях, но возмущали они его только потому, что обличали полное непонимание тех методов, которым следовал он, да, кстати, и многие другие шахматные тренеры в стране.

Любопытно, что в жизни вообще и в шахматной в особенности у Ноны и Наны было много сходного. Обе начали серьезно заниматься шахматами в Тбилисском Дворце пионеров у одного и того же тренера. В пятнадцать лет Нона впервые выступила в чемпионате страны и разделила седьмое-девятое места. Нана дебютировала в этом же возрасте и разделила шестое-седьмое места. Нона выиграла Кубок европейских чемпионок, и Нане удалось завладеть этим же призом, правда не дважды, а один раз. И Нона, и Нана не раз выступали в одной команде на олимпиадах, на спартакиадах народов СССР, а также вместе играли в мужских чемпионатах Грузии, в международных турнирах.

Обе начинали свой шахматный путь как убежденные сторонницы острокомбинационного стиля, и обе, сохранив пристрастие к тактическим решениям, стали все же шахматистками универсального стиля. Можно считать это случайным совпадением, но и Нона, и Нана по образованию филологи, обе специализировались в английском языке. (Было, правда, одно немаловажное различие, которое парадоксальным образом давало Нане некоторое преимущество: у нее перед глазами был пример Ноны! Пример, убедительно доказывающий, что для настойчивого таланта нет ничего невозможного. Нона для Наны была не только шахматной королевой, покровительственно опекающей свою фрейлину, но и коллегой по шахматному кружку Дворца пионеров...)

Ко всему этому надо добавить — и это было уже следствием прямого влияния Карселадзе, — что многолетние соперницы сохраняли сходство во взглядах на важные проблемы шахмат как спорта, так и искусства. Существенная поначалу разница в возрасте — восемь лет — с годами совершенно перестала о себе напоминать. А ведь во время чемпионата 1964 года в газете «Заря Востока» был опубликован дружеский шарж Георгия Пирцхалава: Нона ведет за руку Нану, на которой школьная форма. Подпись иод шаржем была многозначительная: «Так держать!»

В 1972 году Нона с Наной отправились в Белград для участия в розыгрыше Кубка европейских чемпионок. Отправились как основные конкурентки в борьбе за первый приз: бывшая Малышка была уже трехкратной чемпионкой страны, а за год до этого победила в межзональном турнире. Сопровождавший шахматисток Александр Маркович Константинопольский, многие годы руководивший развитием женских шахмат в стране, с восхищением рассказывал, какие прекрасные отношения были у двух соперниц. Нана проявляла к Ноне неизменную почтительность, а Нона всегда готова была помочь советом. Хотя в турнире Нона и Нана конкурировали, все отложенные партии они анализировали вместе, не имея друг от друга никаких секретов.

Так вот, о взглядах. Нана, как мы уже знаем, была настолько доброй, что любившие ее люди даже боялись, что это может помешать ее спортивным успехам. Тамаз Георгадзе, в то время еще не гроссмейстер, а скромный мастер, говорил мне:

— Понимаете, у всех учеников Вахтанга Ильича нет злости к противникам. Он никогда не настраивал нас против тех, с кем предстояло встречаться, всегда говорил одно: «Играйте в шахматы». И самый яркий пример доброты — Нана Александрия...

Мягкость, приветливость, открытое отношение Наны к соперницам никогда ей не вредили. А ведь ей выпадали иногда такие спортивные тяготы, каких не приходилось испытывать даже некоторым бывалым гроссмейстерам-мужчинам.

Статья в «Бюллетене Центрального шахматного клуба СССР», посвященная матчу Александрия—Левитина, начиналась так:

«Немало самых разнообразных и волнующих событий видел шахматный мир. Удивить его, кажется, уже нечем. Однако финальный матч претенденток 1975 года Александрия—Левитина займет свое, особое место в шахматной истории.

Двенадцати партий, установленных регламентом, соперницам для выяснения отношений не хватило. Они были вынуждены провести целый дополнительный, практически новый матч из пяти партий, каждая из которых могла оказаться последней. Условия более чем жесткие.

До первой победы, вообще говоря, уже играли и раньше, но все-таки не пять партий подряд — такого не было и в мужских соревнованиях.

И еще на два момента, характерных именно для этого матча, следует обратить внимание. Без малого два месяца, семнадцать партий — так долго женщины «один на один» еще не играли. А непосредственным свидетелям этого увлекательного поединка надолго, вероятно, запомнятся совершенно неимоверные, просто-напросто жуткие цейтноты в доброй половине партий».

Здесь уместно вспомнить, как был взбудоражен весь шахматный мир, когда в матче Карпов—Корчной счет стал 5:5 и соперники, следовательно, начали играть до первой победы. Чемпиону мира удалось победить в первой же встрече, а Нане — лишь в пятой — представляете себе, какого нервного напряжения это ей стоило и каких спортивных качеств потребовало!

Гроссмейстер Бухути Гургенидзе, тренировавший тогда Нану, сказал мне после матча:

—    Нана показала себя в этом соревновании на редкость волевым бойцом. Ее победа тем более похвальна, что ей удалось сломить сопротивление шахматистки, которая сама отличается умением выигрывать как раз последние, решающие встречи.

А вот что сказала сама Нана Александрия:

—    Не сочтите за нескромность, но я была убеждена, что выиграю этот матч. И вовсе не потому, что недооценивала силы моей очень опасной соперницы. Я считала этот цикл своим последним шансом в борьбе за первенство мира: во-первых, появляются более молодые и очень одаренные шахматистки, хотя бы та же Ира Левитина (пользуясь случаем, хочу от души поблагодарить ее за безукоризненную корректность), во- вторых, я уже сыграла несколько отборочных матчей, а каждый из них дорого обходится нервной системе.

Кроме того, я считала себя обязанной добиться того, чтобы сбылась мечта моего незабвенного учителя, который верил, что настанет день, когда две его воспитанницы встретятся в матче на первенство мира...

Итак, Нана Александрия — это доброта, открытость, приветливость. Помните, в 1966 году на чемпионате в Киеве Алла Чайковская пожалела о том, что Нане не хватает спортивной злости? Но, как мы теперь знаем, Нана Александрия — это еще и сила духа, воля, характер.

А Нона Гаприндашвили? Ну, что касается характера, силы воли, упорства, целеустремленности, то здесь доказательства излишни. Но вот спортивная злость? (Термин, кстати, общепринятый.) Неприязнь к соперникам, особенно если они ведут себя не идеальным образом и своим поведением дают хоть малейший повод к недовольству?

Оказывается, и здесь у двух учениц Вахтанга Ильича существует общность взглядов, общность, которая доставила бы ему беспредельную радость. Есть любопытное высказывание Ноны Гаприндашвили по поводу ее отношения к своим соперницам.

Перед первым матчем Ноны на первенство мира в 1962 году ей давал в качестве консультанта весьма ценные советы гроссмейстер Давид Бронштейн. Остроумный и ироничный, он однажды подарил юной претендентке портрет чемпионки мира Елизаветы Быковой.

— «Зачем?» — удивилась я. «Повесь на стену и смотри каждый день». «Зачем?» — вновь удивилась я. «Злись!» - с улыбкой ответил гроссмейстер.

Это был единственный, кажется, совет Давида Ионовича, последовать которому я не могла, даже несмотря на то, что он был шуточный. Злиться без причины я не умела. И, как впоследствии выяснилось, злиться на Елизавету Ивановну вообще не надо было, ибо она вела себя, несмотря на крайне неудачное для нее развитие событий в матче, безукоризненно. Судя по тому, как благожелательно держалась Быкова на закрытии матча, и у нее не было, надеюсь, причин сердиться на меня. — И дальше Нона Гаприндашвили говорит: — Я вообще считаю неправомерным испокон веков бытующее выражение «спортивная злость». Что за странное словосочетание? Спортивный характер, спортивные задатки, спортивный дух — это, пожалуйста. Может быть у спортсмена и злость — самая обычная, человеческая злость — на соперника, если он ведет себя некорректно, на судью, если он необъективен, наконец, на себя, но злиться на кого-то только потому, что она твоя противница? Нет, такое мне непонятно»

— Может быть, поэтому с теми, кого я особенно уважаю, с кем нахожусь в теплых отношениях, я играю хуже. Думаю, что именно хорошие отношения с Ноной Гаприндашвили лишили меня необходимой толики спортивной злости — идеального настроя к партиям не было...

Это признание рождает во мне двойственное чувство. Конечно же, за словами Наны явственно проглядывается личность ее учителя. И может вызывать лишь симпатию тот факт, что с теми, кого Нана уважает, к кому хорошо относится, она играет без малейшей недоброжелательности. Но думаю, что сказано это было сгоряча, когда Нана еще оставалась в плену эмоций, владевших ею во время поединка.

Насколько могу судить, Нана Александрия практически со всеми своими турнирными и матчевыми соперницами сохраняла добрые отношения, и это никогда не мешало ей побеждать. Та же Ирина Левитина, борьба с которой потребовала так много сил, вызывала у Наны самую искреннюю симпатию. А чего стоит тот факт, что помимо крупнейших международных успехов, турнирных и матчевых, Нана Александрия наиболее успешно из всех советских шахматисток, не исключая Гаприндашвили и Чибурданидзе, выступала в чемпионатах страны. Разделив в своем первом финале шестое-седьмое места, она затем трижды становилась чемпионкой страны, один раз завоевала бронзовую медаль и один раз разделила второе-третье места, а неудач не испытала вовсе.