ПРИНЦИПЫ ШАХМАТНОЙ СТРАТЕГИИ.

После того, как фигуры с обеих сторон развиты и вошли в соприкосновение друг с другом, перед игроком встает задача разумно вести игру, быстро приближающуюся к кризису, и предвидеть этот кризис. С какой точки зрения игрок должен оценивать приближающийся кризис, внутри которого поражение и победа живут бок о бок и, насколько возможно, заранее направить это развитие к хорошему результату? Судьбоносный вопрос всей жизни, ибо тот же вопрос возникает в нашей жизни всякий раз, когда мы во времена серьезных перемен должны принимать не менее серьезные решения.

Если бы этот вопрос предложили людям прежних времен, то все они без исключения указали бы, вероятно, на звезды. «Судьба!» — воскликнул бы эллин, а римлянин попросил бы у авгуров (В Древнем Риме жрецы, выполнявшие официальные государственные гадания по ряду природных признаков и поведению животных для предсказания исхода тех или иных мероприятий. — Прим. перев.) или бросил кости. Нет необходимости говорить в данной связи о других народах Древнего мира, ибо римляне были среди них наиболее активными и в наибольшей степени полагавшимися на дело. Не они ли создали афоризм «Fortes fortu- na juvat» (Сильным судьба помогает. — Лат. Прим. пер)? По меньшей мере эти слова должны были быть у них в ходу. Никакой другой народ не знал подобного изречения. Можно указать и на афоризм Наполеона Бонапарта «Большие батальоны всегда правы», он ведь был единственным в эпоху романтическую и по существу еще суеверную в том, что касалось успеха.

Но со словом fortis, — сильный, сила, или какое бы еще не выбрать ему соответствие, это не было сделано. Люди склонны говорить бездумно. Недаром же существует пословица «Обещание и выполнение — вещи разные». Речь — это обещание, которое часто не выполняется. А также и понятие. Такие слова, как любовь, свобода и справедливость обещают очень многое, и часто, когда дело принимает серьезный оборот, подчиняются неестественному процессу «толкования», в результате которого они, прихворнув бледностью мысли, лишаются своей первоначальной силы. Шахматист часто впадает в такую ошибку в своей сфере, состоящей из 64 полей. Он всегда стремится к «сильной» игре и, по крайней мере, постоянно провозглашал это своей целью, но, если начиналась «игра всерьез», увиливал от принятия решения. Он не ставил перед собой всерьез трудную задачу «сильной игры» — было куда удобнее играть романтически и это оказывалось куда более благодарным делом, и не позволить добиться своего тем немногим, кто всерьез брались за решение этой задачи. Последнего рода мастера шахмат были при жизни непопулярны или жили впроголодь. При этом мне на ум приходят прежде всего два имени — Нейман и Стейниц. Многим мастерам ставили в упрек скучный стиль, так как они выигрывали благодаря силе фигур, а не с помощью волшебного полета своих мыслей, короче говоря, не благодаря колдовству. При такой оценке только магические действия оказываются занимательными и творческими, но выше мы исходили не из этого мнения, сообразно чему мнение, выраженное в словах fortes fortuna juvat, которое во времена «Тысячи и одной ночи», когда волшебную дверь можно было открыть одним только волшебным словом, оказалось бы подвергнуто осмеянию как нечто невыразимо глупое и ограниченное. Сегодня же это мнение обрело широкое признание.

Сказав так, я вовсе не хочу впасть в обратную ошибку, которая заключалась бы в отрицании волшебного, чудесного, непредсказуемого. Но оно кроется в силе, а не в чем-либо еще. И вера в это чудо обязывает, так как сила не дается столь же дешево, сколь слово. Если же чуду позволяют найти свое пристанище где-либо еще, то обязательства по отношению к нему можно уладить с помощью нескольких красивых, хотя и не особенно значимых слов и жестов — при том, что намерения дешево отделаться не было.

Все это имеет свою ценность в качестве введения в тему шахматной стратегии, так как данная тема раскрывает широко распространенное неудовлетворительное состояние и вводит нас в самую сердцевину темы.

Ходы, которые делает мастер, не являются случайными. Нет ни одного хода, который можно было бы понять сам по себе. Каждый ход образует систему совместно с ходами партии и их возможными изменениями. Эта ткань ходов, как действительных, так и возможных, связана планом.

Идет ли речь о таком плане, с которым мы познакомились в главе об эндшпиле? Иногда — да. Иной раз мастер предвидит окончание и демонстрирует эту свою способность как дважды два. Например, с помощью неожиданной жертвы он добивается мата в пять ходов. Или он выигрывает фигуру и затем, действуя систематически, медленно, но верно — всю партию. Но в борьбе между великими, равными друг другу мастерами такое планомерное предвидение, не связанное с риском — редкое исключение. Напротив, правилом является поиск приключения, риск, с которым мы познакомились выше наряду с уверенным выводом как методом достижения цели.

Мастер шахматной игры, пребывающий в стадии становления, т. е., по сути дела, каждый, находит приключение, если играет только с игроком такого же класса. А если два игрока относятся к разным классам, то, благодаря уместному характеру преимущества, они могут уравнять различие и затем в ходе партий оказываются на грани нерассчитанного и, может быть, неподдающегося расчету. Такое предположение позволительно, так как темперамент и ошибка человека, посещающая его внезапная мысль не являются, по всей вероятности, тем, что поддается расчету.

Следовательно, то что не поддается расчету, играет в шахматах большую роль, по меньшей мере для людей нашего века.

В борьбе с неопределенностью мы, как уже говорилось, владеем компасом труда, эффективности. Действия шахматных фигур могут приблизительно оцениваться в соответствии с их степенью. Но как мы отсюда дойдем до понятия силы?

Фигура обладает действием, контролируя определенные поля и препятствуя движению по определенным линиям. Но это действие не проявляется полностью, пока там нет неприятельских фигур, которые таким образом ограничены, которым препятствуют и которые превращаются в объекты борьбы. Воздействие, наталкивающееся на неприятеля, который по отношению к нему восприимчив или чувствителен, и является тем, что я подразумеваю под «силой». Сила — это, так сказать, продукт действия и чувствительности. Так сила проявляется в борьбе: она растет как со степенью действия, так и с мерой чувствительности.

К примеру: оружие, обнаженное против Зигфрида, было бессильно если оно не было обращено против его уязвимого места, оказавшись в руках Хагена. (Германский эпос «Кольцо небелунгов». — Ред.)

Проверку значения и ценности этого понятия силы дает следующее предложение: из двух групп, борющихся друг против друга, победа при всесторонне разумном руководстве подобает более мощной стороне. Если в этом предложении в основу понятия силы положить вышеупомянутое понятие мощи, то предложение обретает отчетливый смысл, ибо так понимают, что в борьбе можно во всей полноте проявить воздействия, которые вызывают решение.

Но это положение является не научным положением, а принципом, который помогает нам там, где мы сталкиваемся с неизвестностью. Если наш шахматный опыт ни разу не совпадал с вышеприведенным положением, то пересмотреть следует, конечно же, не данное положение, а наш способ его применения. Мы, вероятно, обладали силой, которая оказалась превзойдена, переоценена и поэтому исход борьбы противоречил нашему ожиданию. Или в проигрыше оказалась большая сила, так как ею руководили менее искусно.

Этот принцип имеет силу всякий раз, когда бы ни возникала возможность по логике вещей говорить о борьбе двух групп друг против друга. В жизни каждая борьба пронизана случайностями. В результате этого принцип обретает нечто приводящее в замешательство. Муха жалит быка и убивает его. Так «сильнее» ли быка эта муха? Что ж, по книге о карточной игре мы знаем, что, по меньшей мере в играх, можно справиться со случаем, применяя вероятность. В этом смысле имеет значение не однократное событие, а то, которое часто повторялось. То, что сильный один раз из десяти потерпел поражение от более слабого, неудивительно. Что в партии бриджа проиграл сильнейший, а победил слабый, вполне в порядке вещей, в том случае, если это происходило и в малой доле событий. Только если событие происходило необычно реже или чаще, чем должно было ожидаться, дает обоснованный повод к пересмотру наших оценок. В шахматной игре, когда фигурами командуют мастера, случайность практически исключена. Только тот, кто учится, может говорить о случае — о случайном озарении, повышении внимательности, обретении формы. Чем выше стоит мастер, тем большее значение имеет однократное событие — в соответствии с вышеуказанным принципом. Чем ниже уровень знаний обучающегося, тем меньше значение отдельной партии. Только часто повторяющийся опыт может в его случае высказывать напоминание о пересмотре, в то время как мастер уже в одной проигранной партии оказывается ошеломленным, уходит в себя и рассудительно исследует те свои оценки, от которых приходилось отказываться как от катастрофических.

Вышеприведенный принцип, реализованный таким образом, является эвристическим. Он учит нас находить шкалу ценностей, оказывающихся в борьбе силой. И, приспосабливая наши действия к этой шкале ценностей, мы можем победить неопределенное.

В применении к шахматам это означает: если мы узнаем силу фигур в соответствии с каждым из разнообразных направлений ее движения и оценим ее более или менее правильно, то мы сможем хорошо утвердиться и в конце концов даже встать на сторону того, для кого в шахматах нет ничего неопределенного.

Следовательно, тот, кто справился с трудным способом овладения всеми, какие только возможны, позициями с помощью компиляции и памяти и достигнуть высочайшего класса игры, не достиг бы большего, чем тот, кто добросовестно доведет до конца выше охарактеризованный метод отношения к неопределенному. И все-таки первый затратит гораздо больше времени, усилий и материала, чем второй.

Так как каждый ряд неотложных ходов, каждая «комбинация» входит в репертуар первого, отсюда следует, что каждая комбинация представляет собой способ того, как более высокая сила побеждает более низкую. Тот, кто осуществляет неожиданную комбинацию, делая внезапный вывод, дает, сам того не замечая или не желая, комментарий к положению о том, что более высокая сила может следовать за более низкой, пусть даже поначалу видимость стократно говорит против этого в особом рассматриваемом случае.

Следовательно, если, например, в «бессмертной партии» три маленькие белые фигуры, последнее, что осталось от белого войска, ставят мат черному королю, вполне еще владеющему всеми своими фигурами, то, вопреки очевидности, более высокая сила побеждает. Ведь разбитые белые фигуры освободили своим трем невредимым товарищам путь к победе. Пожертвовав собою, они отвлекли черные фигуры или не позволили им развиться и сделали, таким образом, возможным мат тремя легкими фигурами. Если вот этот расчет не оправдался, то при условии безошибочной игры мата последовало.

Перейдем теперь к использованию вышеизложенного принципа для построения в шахматах. Естественно, существуют виды и степени действия, а также виды и степени чувствительности. Действие является чем-то, обладающим массой. Его можно едва ли не взвесить. Столь многие фигуры контролируют ту точку, столь многие могут двумя-тремя ходами создать угрозу той точке, соседи короля могут, благодаря такой мощи, оказаться под огнем. Точно так же и чувствительность обладает видами и степенями, но она не обладает массой, а является чем-то вроде неподвижности и уязвимости.

Очень чувствительное называется «слабым». Слабыми являются открытый король, недостаточно прикрытая ценная фигура. Неслабое называется «прочным». Точка, вступить на которую противник может только ценой больших жертв, является, подобно крепости, «сильной точкой». Сильная
точка противника при взгляде с нашей стороны является «слабой точкой», в особенности если она располагается поблизости от нашего лагеря. Линия, которую противник контролирует своими ладьями, длинная диагональ, которой он владеет с помощью своего ферзя или слона, содержит многочисленные сильные точки для него, и мы должны приносить жертвы, прилагать усилия, чтобы сократить или обезвредить линию или диагональ. Если у нас есть только ценный материал для того, чтобы воспрепятствовать сильному действию или уничтожить его, то дела плохи.

Читатель может сам в достаточном объеме найти применение этим методам оценки. Схема примерно такова:

Ход белых

Аналитик видит на схеме все поля, независимо от перевеса белых или черных. На полях в белом лагере преимущество у белых, в черном — наоборот. Ладья a1 скорее добьется развития, чем Лa8, поэтому белые обладают перевесом на линии «c». Точка d5 не может быть атакована ни одной белой пешкой, черные фигуры пребывают там в относительной безопасности. Зато у белых перевес как на e5, так и на c5. e4 — также сильная для белых позиция, так как атака на эту точку стоит черным больших усилий, чем белым.

Ход черных

Точно так же, как и вышеизложенную позицию, читатель мог бы рассмотреть какую-либо другую, встречающуюся в его практике, с точки зрения сильных и слабых пунктов, сильных и слабых сторон и таким способом наглядно представить себе на шахматной доске понятие слабости, которая является одним из факторов понятия силы.

Между длительными и преходящими слабостями имеется важное различие.

Конь c6 слаб временно, так как он не прикрыт, но подвижен. Пешка c7 слаба продолжительно, так как ее можно только прикрыть фигурами; то же имеет силу, если она идет на c6. Продвинуться на c4 ей не удастся, так как на c5 у белых долговременный перевес, как и вообще на линии c. Если читатель ломает голову над позицией, он уяснит себе эти оценки. Например 1. f7-f6 Лa1-c1 2. Фd8-d7 Фd1-c2 и выигрывают пешку. Или 1.Кc6-a5 Лa1-c1 2.Кa5-c4 b2-b3 3. Кc4-b6 Лс1- c6 4. Фd8-d7 Фd1-c2 5. Лa8- a7 Лf1-c1 6. Кb6-a8 Фc2-c5. Черные играют логично, если они тотчас же подкрепляют слабость и выстраивают свои фигуры в прочных точках. 1. Лa8-c8 Лa1-c1 2. Кc6-b8 Лf1- e1 3. c7-c6 Фd1-d2 4. Фd8-e7. Черные на время удерживаются, но остаются под давлением и затем, если обнаруживается новая слабость, например, на королевском фланге, легко оказываются побежденными. Продолжительная слабость рано или поздно фиксируется, превращаясь в неподвижность. Это момент, когда на ней необходимо сконцентрировать действие. В результате этого атакующий достигает преимущества, о компенсации которого каким-то образом придется подумать обороняющемуся.

Преходящая слабость не дает атакующему преимуще- стватакого рода. Концентрация действия на ней была бы ошибочной, так как защищающийся передвигает фигуру, вслед за чем действие оканчивается безрезультатно. Правильный способ использования такой слабости заключается в атаке на нее одновременно с другой угрозой, так как обороняющемуся будет трудно отразить одним ходом различные одновременно осуществляемые угрозы. Чтобы получить компенсацию, он, вероятно, предпримет контратаку на преходящую слабость противника.

Так как (воз)действия и слабости наличествуют на обеих сторонах, то возникает проблема оценить их по отношению друг к другу. Сила противостоит силе. В борьбе друг с другом побеждает более высокая сила — это основной принцип. Им сила и измеряется. Можно сравнить друг с другом постоянные значения, а также постоянные значения с преходящими или преходящие друг с другом. Согласно какому методу? Это серьезный вопрос, так как он важен во всех сферах человеческой деятельности.

Ставя вопрос о силе карточного игрока, мы уже упомянули несколько крайне важных точек зрения и установили, что они оправдали себя. В соответствии с этим, ценность м астерской игры, если позиция объемна, поддается измерению с помощью силы слепой игры. То, что присуще начинающему, определяется как слепая игра. Следовательно, если двое начинающих тысячу раз разыгрывают друг против друга объемную позицию, и один выигрывает 600 раз, то за партией этого начинающего можно с большой вероятностью признать более высокую силу. Это — основной принцип, в соответствии с которым Эйлер определил ценность шахматных фигур. Другой метод, который я хотел бы назвать дифференциальным, заключается в следующем. Известно, что объемная позиция не гарантирует никакой партии сколько-нибудь решающего преимущества. Теперь же, намереваясь сравнить силу А с силой B, можно присовокупить к одной партии силу А, к другой — силу B. Та партия, которая теперь приобретает перевес, обладала большей силой. Так и постоянные значения, и временами преходящие поддаются дифференциальному сравнению. Пусть читатель делает такие упражнения по собственному усмотрению. Например:

Вышеуказанная позиция, помимо права хода, выровнена (уравнена, равновесна). Теперь прибавим слона и коня. Цель атаки слона — ладейная пешка, т.е. он обладает силой. Скажем, Б. Ce1, Ч. Кc6 Белые, делая ход, играют 1. Кd3, затем Кc4. Кd6, Кd3, 5. Кc5, Кc3. Белые угрожают ходом Сf2+ и захватом точки c4. Черным приходится с большим трудом защищаться, делая ход Кc6- d8. Сe1 сильнее Кc6. Читатель может легко изобретать и накапливать упражнения такого рода и затем проводить измерения ценности. Так как в жизни человеческого общества ценности приходится измерять всесторонне, то это упражнение является огромным приобретением с воспитательной и методической точки зрения.

Третий метод измерения ценности вытекает из определения понятия. Скажем, ценность фигуры или группы фигур при заданных слабостях определяется борьбой мастеров друг с другом. Можно было бы назвать оба метода историческими. Некоторые мастера доказали свое умение успехами. В партиях мастеров обнаружилось, что у их силы имеется определенный источник. Мастера обладают авторитетом, благодаря которому за их партиями признается значимость. Их ценностные масштабы указывают направление, они считаются объективно обоснованными. Тем самым фигуры и группы фигур обладают силой при заданных слабостях, которую выводят из партий мастеров.

Учащемуся следовало бы поупражняться на этих методах, но всегда соблюдать свою самостоятельность. Оценка столь важна как для общественной жизни, так и для индивидуального существования, что нельзя отказываться от ее критики оценок, как других, так и собственных. Вся власть, более того, сама жизнь в обществе зависит от оценок. Задачу получают потому, что, согласно оценке авторитетных личностей, обладают способностью к ее решению. И эта оценка, если не совершается обман, должна быть измерена по результатам. Поэтому результаты и личности должны подвергаться постоянной оценке. Оценки — это основа социальной жизни. Тренировка в надежных методах формирует личность, уверенную себе, и утверждает мастера своего дела в правильности управления общественными делами. И вполне нормально, что владение этими методами тренируется в игре. Игра — это подготовительное упражнение для решения всех серьезных проблем.

Вернемся теперь к индивидуальной шахматной работе. Слабость — это фигура противника. Каково условие, согласно которому атакующий развивает там большую силу, чем обороняющийся? В этой очень специальной проблеме существует арифметический критерий. Мера силы является в соответствии с ним просто числом угроз нанесения удара. Перевес имеет там тот, кто чаще угрожает нанести удар, по меньшей мере в том смысле, что он в конце концов отвоевы
вает себе оспариваемое место.

По-иному, разумеется, обстоит дело, если в игру включаются и другие слабости. Например, связанная фигура, пока она остается связанной, теряет свою ударную силу. И наоборот, если фигура прикрывает одновременно несколько слабых мест, то она часто теряет свою силу для воздействия на какую-либо точку, будучи принужденной применить ее на другой. Это, кстати, подслушано у жизни, которая ведь подчинена принципу компенсации. В соответствии с этим нельзя одновременно служить двум господам.

Ход белых

В точке e6 белые и черные находятся в равновесии, так как и те, и другие обладают там угрозой нанесения удара — белые благодаря ладье и слону, черные благодаря ферзю и ладье. Белые создают перевес на е6 благодаря ходу еще не действующего коня на g5.

Ход белых

На e5 белые и черные стоят в равновесии, так как белые угрожают точке ходами d4 и Кf3, черные защищают ее ходами d6 и Кc6. Белые, однако, создают себе перевес, беря c6. 1. Сb5:c6 Cd7:c6 2. d4:e5 d6:e5. Черные надеются получить теперь перевес на e4. 3. Фd1:d8. Белые меняются (обмениваются, идут на размен), так как они не имеют права предоставить инициативу при обмене, чтобы не пришлось пожертвовать Лe1 или Кс3 с е4. 3... Лa8:d8 4. Кf3:e5 Сc6:e4. Черные видят, что Лe1 привязана к первому ряду, т.к. Лd8-d1, если d1 остается без прикрытия, ставила бы мат. Плохим было бы продолжение 4. Кf6:e4 из-за 5. Кe5:c6 Кc3-e4
Кf6:e4 6. Кe5-d3! препятствует Лd8 и одновременно атакует коня и слона. 6... f7-f5 7. f2-f3 Сe7-c5+. Черные полагают, что тем самым уклонились от опасности. После 8. Крg1-h1следует Кe4-f2+, после 8. Крg1- fl Сс5-b6, т.к. теперь f3:e4 ведет к потере. Но белые делают ход 8. Кd3:c5 К e4:c5 9. Сc1-g5 Лd8- d5. 10. Сg5-e7 Лb8-e8 11. c1-c4. Лd5 изгоняется, белые выигрывают, например, 11... Кc5-d3 12. c4:d5 Кd3:e1 13. Лa1:e1 Крg8-f7 14. Сe7-h4 или — b4.

Для расчета ценности фигур с учетом всех задач, возможных в шахматах, можно, наряду с историческим методом, применять и метод Эйлера; в соответствии с обоими методами выходит, что пешка = 1, К = 3, С = 3, Л = 5, Ф= 9, Кр = 4. Правда, эти масштабы лишь приблизительны и изменяются в зависимости от имеющихся слабостей. Но в очень объемных позициях, т.е. таких, которые содержат совсем немного длительных слабостей или вовсе лишены их, они являются превосходным указателем при ответе на вопросы о размене.

Но такая таблица ценности — только самое начало. Следует понимать разницу между «материальной» и «позиционной» ценностью. Материальными ценностями

являются такие, которые причитаются фигуре, позиционные касаются взаимоотношения фигур. Материальной является «сдвоенная пешка», две пешки одной и той же стороны, на одной и той же линии, чему равноценны две пешки в каждом всякий раз ином положении, но позиционны в объемных позициях те две пешки друг рядом с другом, которые превосходят сдвоенную пешку, так как впереди стоящая пешка из сдвоенных препятствует другой. Позиционное всегда имеет отношение к природе слабого и степени маневренности. Материальные ценности почти перечислены в таблице Эйлера; можно было бы еще присовокупить, что два слона в объемных позициях немного превосходят двух коней или слона и коня, что пешки в центре, сотрудничая с фигурами, обладают мощью против короля, действуют сильнее, чем фланговые пешки, и тем самым материальные ценности почти исчерпаны. Существует, однако, очень большое количество позиционных ценностей, прежде всего потому, что в игру включается природа имеющихся слабостей. Например, ценность ферзя сильно возрастает, если неприятельский король подвергнут опасности. Если же речь идет о том, чтобы заставить считаться с проходной пешкой, то ферзь оказывается весьма слабым и очевидно уступает двум ладьям или трем легким фигурам. Наоборот, в позициях, богатых препятствиями, конь превосходит слона. Обратное имеет место, если позиция бедна препятствиями. Если происходит обмен материальной ценности на позиционную, то имеет место «жертва». Пешку жертвуют ради развития — идея гамбита. Жертвуют фигуру в обмен на две пешки при оставлении неприятельского короля без защиты. Это случаи, когда оценка, даваемая игроком, проявляется решающим образом. Я хотел бы посоветовать своим читателям упражняться в своей оценке и доверять ей. Лучше проиграть, чем не доверять своей собственной оценке. Конечно, следует учиться на потерях, следует, если имела место ошибочная оценка, понять источник заблуждения и обогатить свою способность оценки. Это обязанность, да к тому же нелегкая, которую накладывает потеря. Тем не менее, лучше проиграть, чем по чисто эмоциональным соображениям устрашиться риска, к которому побуждала собственная оценка. Трус умирает тысячью смертей, смелый — лишь один раз.

Потеря уж никак не должна оставлять равнодушной любителя шахмат. Пока человек играет в шахматы, он должен считать делом своей чести хорошую игру, столь хорошую, например, какой он, что вполне разумно, требовал от себя с учетом времени, трудов и интереса, которые посвящал шахматам. Существует, таким образом, этика как поражения, так и победы. Следует радоваться своему успеху, если сделано больше, чем, что было бы разумно, сам ожидал от себя. Если нет больше достаточной радости, то пришла, вероятно, потеря, болезненная и выпрямляющая чувства до тех пор, пока они снова не придут в норму. Если это не удается, то надо поискать чего-то другого, что доставляет радость — как вытянутая дорога для доказанной эмоциональной опустошенности, как гигиена и доказательство разумного, здорового стиля жизни. На таком этическом фоне не имеют права на существование ни страх проигрыша, ни кичливость в случае выигрыша.

До этого речь шла об уравновешенной позиции. Каждый сразу же понимает смысл этого понятия и может, столкнувшись с ним, представить себе нечто, соответствующее смыслу. Но какая значимость подобает этим понятиям, не столь уж очевидно. Действительно, как прежде всего Вильгельм Стейниц показал своими книгами и делом всей своей жизни, это понятие в высшей степени существенно для мастера шахмат. И я, пожалуй, могу добавить, что не только для мастера шахматной игры, но и вообще для мастера, будь то гётевский Вильгельм Мейстер (в оригинале игра слов, т.к. и фамилия персонажа Й. В. Гёте, и слово мастер по-немецки одинаковы - Meister. - Прим. пер.) или мастер своего дела, в чем бы оно ни заключалось.

Позиции полного равновесия в шахматах не существует. В них нет постоянства, свойственного житейской борьбе (см. А.Н. Апухтин. «День ли царит...» - Прим. пер.). В жизни партия все продолжается, и после смерти одного из игроков он все еще участвует в происходящем, в шахматах же она резко заканчивается, например, матом. В жизни ходы продолжаются постоянно, в шахматах они совершаются в отдельные моменты. Оценки в шахматах непостоянны, в жизни дело обстоит по-иному. Но забудем о невозможности осуществить в шахматах понятие равновесия и будем придерживаться этого понятия только как мыслительной фигуры. Если так, то с самого начала будет ясно: 1. В позиции равновесия ни одна сторона не может вынудить преимущества. Она может добиться преимущества из-за ошибки противника, но не из- за собственного хорошего отношения. 2. Любой план, сколь бы утонченным он ни был, может быть опровергнут. При всей засекреченности способа опровержения он существует. 3.В позиции, почти являющейся положением равновесия, может быть опровергнут любой план, имеющий целью достижение большого преимущества.

Чтобы применить эти положения, их надо только высказать или отчетливо продумать. Они несут в себе гарантию своей достоверности. Стейниц подчеркнул их, чтобы показать своим современникам, почему они проигрывают ему. Дело в том, что с самого начала, они строили партию на выигрыш, например, атакуя короля. Ничего удивительного в том, как говорил, например, Стейниц, что они проигрывают, так как для начальной позиции, которая является почти выровненной, их план был слишком честолюбивым.

Чтобы показать пример, следует рассмотреть начало партии 1. e2-e4 e7-e5 2. Кg1- f3 Кb8-c6 3. Сf1-c4 Кg8-f6. Развитие с контратакой не может значительным образом изменить равновесие. 4. d2-d4 e5:d4 5. e4-e5. И ситуация, тем не менее, выглядит так, будто белые получают преимущество. Нет ли хода, который помогает черным? 5... d7-d5! Контратака и развитие — видимость рассеивается. В свою очередь 1. e2-e4 e7-e5 2. Кg1- f3 Кb8-c6 3. c2-c3, чтобы взять центр под контроль пешек. 3... d7-d5, чтобы не допустить этого. 4. Фd1-a4 d5:е4 5. Кf3:e5 Фd8-d5 6. Сf1-b5. Если вместо этого следуют ходы 6. Се5:с6 b7:c6 7. Сf1-c4 Фd5-d7 8. 0-0 Кg8-f6, черные развиваются достаточно хорошо. 6. Кg8-e7 7. f2-f4. Белые ставят черным трудную задачу. Грозит Сb5- c4. Должны ли черные сделать ход e4:f3, чтобы последовало взятие на проходе? Но затем вскоре дает себя знать белая ладья, и белые получают превосходство. А что еще? Если вышеприведенные соображения верны, то черные должны теперь иметь в своем распоряжении хороший ход, но каков этот ход? Один английский шахматист (лорд Резерфорд) дал ответ в следующей партии 7... Cc8-d7! 8. Кe5:d7 Крe8:d7 9. 0-0 Кe7-f5 10. b2-b4 a7-a5 11. Крg1-h1 a5:b4 12. Сb5:c6+ b7:c6 13.Фa4:a8 Сb8-c5 14. Фa8:h8 Кf5-g3+ 15. h2:g3 Фd5-h5X±.

В шахматах существуют в основном три категории планов — агрессивные, оборонительные и ориентированные на развитие. Ход, не подпадающий ни под один из этих классов, последовал в условиях цугцванга, или же он является безразличным или непланомерным. Агрессивен ряд ходов, концентрирующий воздействие на неприятельские слабости, оборонительный — такой, который отменяет воздействие торможением или принесением жертвы. Развивающим является ход, который не концентрирует воздействие, а расширяет его. Внимание мастерски атакующего направлено на экономию своих шансов. Он хочет воздействовать на любые слабости противника, включая и малейшую, и тем самым проявить свою силу. Характер среднего атакующего заключается в расточительстве шансов: некоторые из них он не замечает или переоценивает. Принцип мастера защиты заключается в экономии риска. Допустить большее преимущество, чем необходимо — это «опознавательный знак» среднего обороняющегося, большее же, чем необходимо — признак упрямства или высокомерия, но и гениального обороняющегося тоже, если он ошибается. Принцип мастерского развития заключается в экономии времени. Расточительное использование времени, посвященного развитию, характеризует игроков, которые взваливают на себя ответственность, не имея честолюбивого намерения быть на высоте своей задаче.

Все это является в шахматах выражением принципа экономии, который выдвигается философами в качестве всемирного принципа. Я хотел бы подвигнуть своих читателей к следованию данному принципу, хотя шахматы не дают достаточного пространства для его осуществления. Привыкание к этому принципу гарантирует восхождение над средним уровнем и стиль, не только означающий трудности, но и благодарный. Конечно, это более благодарно для жизни, которой такое привыкание ставит художественную оценку, нежели для игры, которая не находится на высоте столь мощного принципа.

Охарактеризованные выше способ рассмотрения и метод применим ко всем единоборствам, и не только к играм. Участвовать в этом — привилегия. Она важна потому, что указывает человеку путь в неопределенном. Я называю ее методом ценностей и рекомендую молодежи в качестве плодотворного учебного средства.