КРИЗИС
Готовясь к серьезному поединку, я обычно заготавливаю несколько оборонительных схем. И чаще всего с начала матча применяю, с моей точки зрения, самую прочную. Так и на этот раз; больше месяца советские старались найти к ней ключи, опровергнуть схему. Наконец, на пятой неделе им это удалось. Карпов получил перевес по дебюту, и партия была отложена в тяжелой позиции у черных.
На следующий день я должен был доигрывать две партии. Так хотелось выиграть чуть лучшую позицию из прошлой партии! Однако выигрыша не было. Пора идти к судье предлагать ничью, но были трудности со временем на часах. Можно повторять ходы на доске, но к такой игре я не привык. В цейтноте я ушел от повторения позиции, зевнул несложный тактический удар и проиграл. Другую партию я проиграл тоже. Счет стал 3:1 в пользу Карпова.
Окрыленный успехом, Карпов решил, что ему пора заканчивать матч. Правда, следующую партию он играл черными, зато после совещания с психологом ввел в бой новый вид оружия. В то время, как я обдумывал ход, он начал качать свое кресло. Я отсел от стола, начал в позе Спасского изучать позицию по демонстрационной доске. Подошел Шмид, спросил, в чем дело. Я объяснил. Он пошел разговаривать с чемпионом. Тот ответил: «Ему мешает, что я качаюсь, а мне мешают его очки». Без стыда и совести; давая понять, что его поведение хорошо продумано. Кстати, согласно утверждению основателя советского государства Владимира Ленина, совесть — понятие классовое. Прав старик — природа обделила пролетария из Златоуста совестью. Прошло минут пятнадцать, пока Карпова уговорили вести себя прилично. Но, пожалуй, повлияло не красноречие главного судьи, а факт, что позиция приобрела совсем ничейный характер, и даже откровенно хамское поведение не помогло бы ее выиграть. К этому виду оружия Карпов впоследствии прибегал неоднократно — как шкодливый школьник он начинал качаться, когда на него не обращали внимания судьи.
Насчет очков. Я носил их с самого начала матча: еще тогда, когда Зухарь, как секретная «катюша», находился в резерве главного командования. Цель очков была лишить Карпова удовольствия смотреть мне в лицо — в зеркальных очках отражалась его собственная физиономиия. Но, кажется, они всерьез мешали Зухарю.
Очевидна была связь Карпова с Зухарем во время игры. Новинка советской практической психологии была подготовлена уже к матчу Карпова с Фишером. Внушает ему Зухарь накануне игры, что он, скажем, играет, как Фишер и Алехин вместе взятые, поддерживает по ходу игры ~ и Карпов играет как зверь! Кентавр с головой Зухаря и задницей Карпова непобедим! Попутно он и мне старался мешать. Я, вообще-то, не верю, что человека можно заставить действовать против себя — если этот человек сам себя контролирует. Но в практических шахматах на высшем уровне иногда возникает ситуация, когда игрок не в силах себя контролировать, например, в цейтноте. Здесь человек, подобный Зухарю, парапсихолог, способен творить чудеса. И творил...
Странно — единственный человек в зале, который мне мешал; казалось, не должно было быть никаких проблем, чтобы отсадить его. Но Батуринский излил реки красноречия, чтобы отстоять его, Зухаря, право сидеть в зале, где тот хочет. И отстоял. И вся советская ватага на протяжении пяти часов игры физически прикрывало «маститого ученого»...
В жюри моему представителю уже нечего было делать: ни одно мое предложение не принималось, ни один протест не был удовлетворен. А советским жюри уже было не нужно. Любое их предложение безоговорочно принималось организатором. Мешает советским бинокль фрау Лееверик? Без предупреждения вывешивается объявление: «Бинокли в зрительном зале запрещены». Понадобилось советским контролировать зрителей в зале? Отныне, как на советской границе, каждый при покупке входного билета показывает паспорт. Карпов не может играть сегодня? Пожалуйста, мы выведем из строя трансформатор. Никто не виноват! Стихия.
Последняя попытка привлечь внимание мировой прессы, оказать давление извне на продажное жюри, на оголтелое поведение советских была предпринята фрау Лееверик накануне 17-й партии. Подготовить это заявление на английском языке ей помог Кин, но скрыл свое соавторство. Вот выдержки из выступления шефа моей делегации: «...Батуринский настаивает на том, чтобы рассматривать нашу делегацию не более, чем международную банду поставленных вне закона людей, или пиратов, что вполне соответствует советскому образу мышления, мышления кандалов и наручников, игнорирующего любые права и законы, не совпадающие с их собственными представлениями о реальности. Мы недавно отмечали 10-ю годовщину вторжения в Прагу советских штурмовиков в августе 1968-го года... Надеюсь, что я выступаю не за 10 лет до советского вторжения в Швейцарию... Меня обвинили в ведении холодной войны против советских. Я, однако, настаиваю, что именно советская делегация в заранее рассчитанной продуманной манере начала холодную войну здесь с вопроса о праве Корчного на флаг. Не я же, а Батуринский в порыве бешенства... угрожал не появиться на открытии, если Корчному будет предоставлен флаг. Батуринский заявляет, что я ненавижу Советский Союз. Действительно, 10 лет, проведенные мной в советском концлагере, не способствовали тому, чтобы Советский Союз стал моей любимой страной. Признаюсь, я не пою советский гимн в своей ванной... Но у меня не было других желаний, кроме одного — чтобы участникам были предоставлены равные условия, чтобы матч решался за шахматной доской, а не при помощи желчных выпадов в прессе или сомнительных маневров в зрительном зале... Защищая изо всех сил Зухаря, советские показывают, что это важное лицо, человек, который способен влиять на игру. Советские признаются таким образом в своих попытках повлиять на результат матча из другой сферы — вне шахматной доски...»
Прошло всего несколько дней, и Кин, соавтор этого заявления, послал в Австрию руководителю второй европейской зоны Доразилу, якобы от имени Голомбека, телеграмму такого содержания: «Убедительно прошу связаться со швейцарской федерацией с целью удалить Петру Лееверик с поста главы делегации Корчного. Чемпионат мира в опасности из-за ее сомнительных действий и возбуждающих политических заявлений». Против устранения фрау Лееверик с поста руководителя делегации решительно высказался профессор Эйве.
Проблема Зухаря не давала мне покоя. Если моя группа не может мне помочь — попробую помочь себе сам. Я никому не сообщил о своем намерении, только фрау Лееверик в общих чертах. Перед началом 17-й партии я подозвал Кампоманеса и потребовал отсадить Зухаря от сцены. «Иначе, — сказал я, засучивая рукава, - я сам с ним разберусь!» Этого Кампоманес не ожидал. Он подошел к советским, стал с ними шептаться. Мое время шло, я не садился за столик - они не торопились. Наконец - прошло 10 минут — Кампоманес подошел ко мне и отрапортовал: первые шесть рядов освободили от зрителей, Зухарь посажен в 7-й ряд. Я сломил Кампоманеса. Но он мне этого не забыл, не простил...
Можно ли играть после сильной нервной встряски и потери 10-ти минут на часах? Оказалось, что трудно.... Карпов был переигран вчистую, он потерял пешку без всякой контригры. А дальше — дальше я допустил несколько грубых ошибок, выпустил очевидный выигрыш, а потом в цейтноте в ничейной позиции зевнул по-глупому мат.
Счет 4:1 в пользу Карпова. А главное, после всех этих историй, в состоянии полной бесправности, мог ли я еще тянуть этот матч в таком настроении?! Я взял последние два тайм-аута и покинул Багио, в сопровождении Петры и Браны Црнцевича — он не покидал меня в самые тяжелые времена в Белграде, и здесь тоже. Отдохнуть в Маниле, дать пресс-конференцию... Буду ли я еще играть? Не знаю, посмотрим...
Уезжая, я оставил Кину доверенность в письменном виде представлять меня в жюри. Речь шла только об этом, но Кин сделал далеко идущие выводы — он назвал себя отныне главой делегации. Одним из первых его шагов на этом посту была посылка букета цветов госпоже Кампоманес. Потрясающе! Господин Кампоманес как тигр борется за права советских в Багио, а Кин посылкой цветов объявляет о своей с ним солидарности! Этим шагом Кин положил начало большой дружбе, которая продолжалась как во время матча, так и впоследствии. Телеграмма Доразилу и цветы Кампоманесу - вот так началась подрывная деятельность Кина!
В то время, как я отдыхал в Маниле, мои люди в Багио не сидели без дела. Они дали понять советским, что если не будет достигнут компромисс — матч окончен. Накануне моей пресс-конференции в Маниле они позвонили и сказали, что достигнуто соглашение. «Только не надо пресс-конференции», — сказал Кин. Какая чушь! В филиппинской столице ничего не знали о грязной игре, которую вели советские — Кампоманес не пропускал такую информацию.
Незадолго до моего отъезда в Манилу Кампоманес по недомыслию посетил известного на Филиппинах психолога, иезуита отца Булатао, поинтересовался, что он думает об умственных помехах. Тот, незнакомый с фактами, все же высказался, что психологическое влияние из зала возможно и помешать ему трудно. Навестил отца Булатао и я, накануне пресс-конференции. Он высказал мне то же самое и добавил, что единственная возможность помешать этому влиянию — установить на сцене стекло, которое помешало бы участникам видеть зрительный зал.
В день пресс-конференции заседание жюри с целью выработать компромисс было отложено. Им интересно было узнать — как далеко я пойду в своих жалобах и требованиях. На встрече с журналистами я рассказал о сложившейся ситуации — о полной безнаказанности советских, об их сговоре с Кампоманесом. Особо остановился на проблеме Зухаря. Рассказал о посещении отца Булатао, о его предложении. Потребовал установить такое стекло на сцене. Потом я долго разговаривал по телефону с Кином, обсуждал возможные варианты соглашения с Кампоманесом и советскими. А на следующий день прибывшие в Манилу Стин и Мурей рассказали, что компромисс — в письменном виде — уже заключен.
Вот его главные пункты: «Г-н Кин уведомил, что Корчной отказался от своего требования... установить зеркальный экран между участниками и зрителями. Г-н Батуринский уведомил, что Карпов... согласился с тем, что доктор медицинских наук, профессор Зухарь будет, начиная с 18-й партии и до окончания матча, находиться в секторе, отведенном для официальных членов советской делегации. Г-н Кин уведомил, что Корчной... не будет пользоваться очками с зеркальными стеклами, которые создают помехи зрению Карпова». Оказывается, я был нужен Карпову! Ему оставалось выиграть две партии; ему хотелось показать миру, что он и сам, один способен играть и выигрывать! Совсем нетрудно: у него подавляющий счет в матче, подавляющий психологический перевес, обеспеченный гегемонией советских в Багио; в настоящий момент он, тренированный на 24 партии, превосходит меня и физически. Наконец, и в чисто шахматном отношении у него огромный перевес: я опустошен, мои подготовленные заранее оборонительные и наступательные схемы дали трещины — мне нечего играть ни тем, ни другим цветом. Я готовлю что-то на ходу, между партиями — что-то, чего я не играл никогда в жизни...
Казалось, я обречен — еще неделя, и матч бесславно окончен. Но на помощь мне пришли люди, которые после пресс-конференции узнали о моем бесправном положении, пришли добровольцы. И что- то изменилось...
Где-то после 18-й, трудной партии, где я 60 ходов мучился в тяжелой позиции и, наконец, спасся, в мою комнату в отеле постучали. Вошли два молодых человека. Они, мужчина и женщина, приехали из Манилы, они предложили бесплатно свою помощь. Американцы, в свое время закончившие Гарвардский университет, Виктория Шеппард и Стивен Двайер занялись йогой, стали членами организации «Ананда Марга».
Симпатичные, высокообразованные, они понравились всем в нашем лагере. На 19-й партии Диди и Дада, так мы их теперь называли, появились в зале в оранжевых одеяниях. По мнению нашего друга Браны, это выглядело как-то несерьезно, маскарадно. Но оказалось, были и другие мнения. Закрыв лицо платком, вышел из зала Зухарь, за ним потянулись и другие члены советской группы — за четверть часа йоги добились того, за что я безуспешно боролся два месяца! Впрочем, советские отступали недолго. С помощью Кампоманеса они уже на следующий день перешли в контрнаступление. Йогам запретили сидеть в их оранжевых одеждах, запретили приближаться к советской группе...
На шахматной доске у меня нелегкое время. Я слабо играл 20-ю партию. Она отложена в проигранном для меня положении. Если Карпов записал правильный ход, то ходов через пять мне придется сдаться. Записывая ход, Карпов на удивление продумал полчаса...
Мне рассказали позже такую историю: Дада спросил у Стина — как позиция? Стин, в плохом настроении, был немногословен: «Плохо, Корчной проигрывает». Дада сказал: «Нет, будет ничья». Я приехал на доигрывание. Все холуи Карпова, включая Зухаря, ждут меня. Я понял тут же: Карпов записал не лучший ход, предстоит серьезное доигрывание. У меня все равно тяжелое положение — мне нечем ходить. Но Карпов играет сверхосторожно. Мне удалось спасти партию! Мой болельщик Гарри Голомбек сказал, что после этого доигрывания он поверил в реинкарнацию, в многократное рождение души...
Накануне 21-й партии — опять заседание жюри. Кампоманес откопал, что мои помощники-йоги находятся под следствием по подозрению в убийстве дипломата. Они выпущены на поруки. Преступникам не место в зале! Так называемая «презумпция невиновности» — пока человек не осужден, он не преступник — не признается в Советском Союзе, не признается она и Кампоманесом. Защищаясь от советского диктата, я расширяю свою группу: отныне Диди и Дада — члены моей делегации! В ответ Батуринский шлет возмущенную телеграмму доктору Эйве. Президенту придется приехать в Багио — взглянуть на людей, которых титулованный юрист-бандит называет террористами.
Странный случай накануне 21-й партии. Йоги научили меня одной фразе на санскрите. Если я увижу Зухаря - полезно сказать ему эту пару слов. Действительно, перед 21-й партией приезжает Зухарь и направляется прямо ко мне — видимо, пожать мне руку. Ему в лицо я выпаливаю подготовленную фразу. Он закрывает голову руками и отступает...
После такой маленькой победы партия моя развивается, как по нотам. Я выиграл ее при доигрывании. 4:2! Карпов стал заметно уставать. Нервы его не выдерживают, он плохо спит. Он ругает тренеров за свои неудачи. В советской прессе, и в западной прокоммунистической тоже, появляются сообщения, что под его окном дебоширят хулиганы, не вовремя летают самолеты. Полное вранье, конечно, но надо как-то объяснить народу неуверенную игру чемпиона, заодно бросив тень и на претендента — не его ли люди там дебоширят? Натренированный играть 24, только 24 партии, Карпов смертельно устал. Интервью дает экс-чемпион мира Таль. В его рассказе сквозит отчаянье — что теперь будет?.. Между тем, продолжается наступление на моих йогов. Им уже запретили показываться на игре, запретили жить в отеле, где я живу, запретили даже в этом отеле показываться.
В этой ситуации мне бы следовало играть поосторожнее, затянуть матч, дождаться, пока Карпов совсем обессилит. Но я борюсь за победу каждый день, я рискую, заставляю и Карпова играть с полной выкладкой. Ну, вот и случилось — я испортил хорошее положение в 27-й партии и проиграл ее. 5:2! Карпову осталось выиграть всего одну партию. Но, кажется, он в этой партии отдал все без остатка, последний пучок энергии. Белыми он не уравнял игры. Партия отложена в несколько худшем для него положении. При доигрывании в моем цейтноте он играет быстро и бездарно. Я выиграл. 5:3!