Второе пришествие
Возвращение бывшего вундеркинда в большие шахматы началось летом 1931 года. Отправляясь на чемпионат Западного побережья, сильнейший шахматист Чикаго Сэмюэль Фактор спросил у Решевского, не составит ли тот ему компанию. Свободного времени в дни каникул у Сэмми было много, к тому же появилось желание проверить, что осталось от его прежнего умения. В итоге он занял 1-е место, без единого поражения!
Впоследствии, будучи уже одним из сильнейших шахматистов мира, Решевский писал: «Сложилось представление, что вундеркинды, как правило, не оправдывают ожиданий. Не думаю, что оно справедливо. Во всяком случае, в музыке чаще срабатывает закон, гласящий, что одаренные дети — это будущие зрелые мастера. Подобное, пусть и не столь явно, прослеживается и в шахматах, что легкообъяснимо: если кто-то решает сделать шахматы своей профессией, то детские годы, отданные игре, идут ему только на пользу. По своему опыту могу сказать, что шахматы были для меня естественной средой обитания, где я чувствовал себя как дома и мог общаться на языке, которому мне не надо было учиться. Желание играть в шахматы у меня сохранялось, хотя я и исчез из поля общественного внимания в годы школьной учебы».
Вкус победы оказался сладок, тем не менее вплоть до окончания университета в 1933 году Решевский выступил всего в двух турнирах — летом 32-го: в очередном чемпионате Западного побережья и сразу же вслед за этим в Пасадене, где он впервые сразился с чемпионом мира Алехиным. Игра шла у Сэмми очень тяжело: при столь сильном составе его особенно подводило незнание дебютов. Он отложил первые пять (!) партий и в итоге сделал гораздо больше ходов, чем любой другой участник. Чего стоила только 96-ходовая битва с Алехиным, проигранная студентом после упорного сопротивления... Разумеется, чемпион одержал победу и в турнире, вторым был Кэжден, а Сэмми все-таки умудрился разделить почетное 3-е место с Дейком и Стейнером.
Через год Алехин опубликовал в парижской русской газете «Последние новости» статью «Наша смена», где среди прочих подающих надежды молодых талантов нашлось место и для Решевского:
«Лет 15 тому назад, тотчас же по окончании войны, был вывезен родителями из какого-то польского местечка и начал гастролировать в крупных европейских центрах девятилетний мальчик, вызвавший повсеместно небывалую сенсацию. Мальчик этот (его имя Самуил Решевский) был на самом деле подлинным шахматным вундеркиндом; поражала не только сила его игры (которую можно было без преувеличения определить в международную первую категорию), но, быть может, главным образом скорость и острота его мышления. В несколько месяцев «Сэмми» приобрел репутацию одного из лучших игроков одновременных партий, и, повезенный затем в Соединенные Штаты, в течение двух лет гастролировал там с громадным художественным и материальным успехом.
Затем Решевский вдруг исчез; перестал играть, о нем перестали писать. Было лишь известно, что его отдали в школу, что «вундеркиндов- ская» эпопея его кончилась. Это мудрое (и такое редкое!) решение родителей вундеркинда можно было только приветствовать; но шахматистов все же не покидало любопытство — есть ли еще будущее у Самуила, вернется ли он опять к игре?
И вот после многих лет, на прошлогоднем турнире в Пасадене, мне пришлось впервые встретиться с Ре- шевским как с одним из своих турнирных противников. Скажу прежде о «человеческом» впечатлении от общения с ним — оно было самое благоприятное. Ни тени заносчивости, какую можно было бы ожидать от вундеркинда, хотя бы и бывшего; спокойное достоинство и шахматная «скрытность» — кстати сказать, вполне типичные для представителей молодого поколения мастеров. И вместе с тем — самое безотрадное впечатление о Решевском-шахмати- сте! Не то чтобы этот студент чикагского университета, не профессионал, играл более плохо; нет, он даже взял в турнире приличный приз и по силе не отличался от средних американских мастеров. Но от стиля его веет такой непроходимой скукой, отсутствием полета и — если бы дело не шло о таком изначально одаренном индивидууме — я бы сказал, даже бездарностью, — что все прочие участники состязания прямо не хотели верить своим глазам...
А как бы ни парадоксально показалось это явление, оно могло быть на самом деле объяснено достаточно просто: Решевский, проведший всё свое детство за профессиональными шахматами, в 21 год оказался шахматным стариком, усталым, разочарованным и неспособным к творческой мысли. Молодость шахматная и молодость жизненная — две вещи вполне различные; об этом слишком часто забывают пресса и руководимое ею общественное мнение».
Суровые слова! Думаю, что через два-три года Алехин под ними уже не подписался бы (в 38-м накануне АВРО-турнира он говорил: «Наиболее опасным противником я считаю Решевского»), Что ж, чемпионам мира ничто человеческое не чуждо, а значит, им тоже свойственно ошибаться. Из более поздней истории можно вспомнить хотя бы, что и Ботвинник поначалу не предсказывал Карпову блестящего будущего...
Безусловно, Алехина поразили появившаяся у Решевского манера подолгу обдумывать свои действия, его постоянные цейтноты и затяжной характер его партий. Представить себе нечто подобное, скажем, у Морфи или молодого Капабланки было попросту невозможно. Но в их времена не имела такого значения дебютная подготовка! А в ней- то Сэмми был тогда крайне слаб. Играя почти исключительно по наитию, он раз за разом попадал в отчаянные позиции и тратил огромное количество времени и сил, чтобы устранить последствия дебютных огрехов.
Такой «нетеоретический» подход к постановке партии был характерен и для Ласкера — и тоже был выработан в годы юности великого шахматиста. «Много критикуемые «кафейные» шахматы — первоклассная школа для любителей, — писал Решевский в конце 40-х. — Шахматист, ежедневно играющий полдюжины партий, которые он легко может позволить себе проиграть, быстро понимает, что на пессимистах «возят воду». Неважно, насколько низко оценивает возникшую позицию теория, его задача — победить! Шахматист, постоянно выигрывающий в таких условиях, доказывает всем нам, что сила воли за шахматной доской - один из факторов успеха (уместно добавить, что многие приписывают этому фактору львиную долю моих успехов)».
Однако уроки Пасадены заставили Сэмми впервые в жизни засесть за изучение книжек по теории дебютов и чтение шахматных журналов. Упорная работа вскоре начала приносить свои плоды. Правда, он пока не решил, какую из двух карьер ему предпочесть после окончания университета. Исаак Кэжден, сильнейший шахматист США конца 20-х — начала 30-х, писал в майском номере «Чесс ревью» за 1933 год: «Сэмми на распутье. Если он не оставит шахматы, у него есть все шансы повторить свои впечатляющие успехи чудо-ребенка. Но как молодой человек, ищущий свое место в мире бизнеса, он не сможет посвящать много времени серьезной шахматной игре. Однако выбирать ему придется, и выбирать уже сейчас. Шахматный мир остро заинтересован в его решении, так как и в серьезной игре он может продолжить карьеру шахматного вундеркинда».
В 1933 и 1934 годах Решевский еще дважды сыграл в чемпионатах Западного побережья, которые после преобразования Западной шахматной ассоциации в Американскую шахматную федерацию стали именоваться открытыми чемпионатами США. Позднее он писал:
«Они действительно являются открытыми, что дает возможность большому числу малоизвестных шахматистов заявить о себе, приобрести ценный опыт. Правда, довольно скоро любители турнирных баталий обнаруживают, что на сколь- нибудь значимое вознаграждение им рассчитывать не приходится: призовые деньги едва ли окупят даже питание, не говоря уже о расходах на гостиницу и билетах на дорогу. В прошлом с призами обстояло еще хуже — к примеру, за выигрыш турнира 1931 года я был «награжден»... парой сердечных слов! Но чемпионаты Западного побережья позволили мне оценить свои силы в борьбе против ведущих шахматистов Америки того времени».
Именно в этих опен-турнирах началось многолетнее острое соперничество Решевского с Ройбе- ном Файном. В 1932 и 1933 годах Файн занял 1-е место, Решевский — 2-е (хотя во втором из чемпионатов он одолел конкурента в личной встрече и прошел всю дистанцию без поражений), в 34-м они поделили 1-й приз, в 35-м в отсутствие главного соперника Файн снова праздновал победу... Зато Сэмми опередил Ройбена на международных турнирах в Пасадене (1932), а также в Сиракузах (1934), где собрались все сильнейшие американские шахматисты новой волны: 1. Решевский — 12 из 14 (!); 2. Кэжден — 10,5; 3-4. Дейк и Файн - по 10 и т.д.
«Этот турнир оказался поворотным в моей шахматной карьере, — вспоминал Решевский. - Он должен был ответить на прямой вопрос: вправе ли я претендовать на роль лидера своего поколения? Если нет, то стоило бы отбросить всякую мысль о карьере шахматного профессионала. Турнир я выиграл, причем без единого поражения, и это послужило стимулом к дальнейшей работе над шахматами. Если бы не эта победа, я бы оставил серьезные выступления и лишь иногда играл бы легкие партии с друзьями».
Весной 1935 года Сэмми предпринял попытку повторного завоевания Европы. Турнир в Маргите завершился его полным триумфом: 1-е место — 7,5 из 9, на пол-очка больше, чем у Капабланки, к тому же поверженного в личной встрече! На склоне лет Решевский называл эту партию одной из важнейших в своей карьере: «Я был самым молодым участником турнира, а Капабланка считался непобедимым».
Действительно, Капабланка проигрывал редко, но еще реже его переигрывали так, как это сделал Решевский. Он превзошел гениального кубинца в понимании классических позиций ферзевого гамбита, показав, что в то время как понимание шахмат резко уходило вперед, Капа оставался верен старым представлениям об игре. Экс-чемпион переоценил значение своей защищенной проходной пешки с4, которая на самом деле прикрывала ключевую фигуру белых коня с3 от фронтальных атак, и недооценил трудности, появляющиеся при размене слона с8 и игре соперника против, казалось, достаточно защищенной пешки d5. Эта партия вошла в разряд фундаментальных, то есть тех, на которых строится здание современной шахматной стратегии. Она заставила переосмыслить методы игры в подобных позициях. Стало ясно, что в ферзевом гамбите пешка d5 может быть слабой не только в том случае, когда она является изолированной.
№ 384. Ферзевый гамбит D35
РЕШЕВСКИЙ - КАПАБЛАНКА
Маргит 1935, 4-й тур
1 .d4 Кf6 2.c4 е6 3.Кc3 d5 4.Кg5 Кbd7 5.сd ed 6.e3 Сe7 7.Сd3 0-0 8.Фс2 c5. «Я бы предпочел 8...c6, поскольку ход в партии, при всей своей агрессивности, ведет к появлению у черных слабых пешек», — пишет Решевский. На 8...с6 он также играл 9.Кf3 и довольно успешно трактовал популярную карлсбадскую систему.
9.Кf3 с4. Ответственное решение, связанное с большим стратегическим риском. «Черные пытаются уберечь ослабленную пешку d5 от лобовой атаки. Если 9...cd, то 10.ed Ле8 11.0-0, захватывая пункт е5» (Решевский). Или просто 10. К:d4. Менее обязывающее продолжение 9...h6 10.Сh4 b6 сводило игру к обычным позициям ферзевого гамбита.
10.Сf5 Ле8. Капабланка механически осуществляет расстановку, типичную для карлсбадской структуры. Но вместо бесполезного в данной ситуации хода ладьей стоило укрепить бастионы на ферзевом фланге путем 10...g6 11. Сh3 (сто лет назад мастера играли 11.С:d7 Ф:d7 12.0-0 Ь5 13.е4 de 14.К:е4 Кd5 15. Ке5 Фс7 16.С:е7 Фе7 17.Лае1 Сf5 - Маршалл — Яновский, Сюрень (м/5) 1908) 11...Kb6! или 11...а6 12. а4 Фа5 13.0-0 Кb6! 14.С:с8 Ла:с8, например: 15.Кe5 Крg7 16.f4 Кg8!, сохраняя крепкую позицию.
11.0-0 g6. Без этого хода не обойтись. При 11...Кf8? 12.С.:c8 Л:с8 13.C.:f6 C:f6 14.Фf5 черные теряют пешку (Флор — Менчик, Гастингс 1931/32; Решевский - Дейк, Чикаго 1934).
12.Сh3.
12...Кf8? Стандартный «карлс- бадский» перевод коня здесь оказывается серьезной позиционной ошибкой, позволяющей белым после двух тонких разменов начать масштабную стратегическую операцию, при которой конь на f8 окажется вне игры.
Неудачно и 12...а6 13.а4! Кf8? 14.С:с8 Л:с8 15.С:f6 С:f6 16.а5 Ке6 17.b3 Фd6 18.Лfb1 Ле7 19.Ка4 с3 20.b4! Лс4 21 .Кb6 Лс6 22.Фb3 Кс7 23.Лс1 с зажимом ферзевого фланга (Спилмен — Соломон, Нови-Сад 1990). Лучше 13...Фa5!? 14.b3! Кb6! 15.С:f6 cb! (15...С:f6? 16.b4! Ф:b4 17.а5! Кd7 18.К:d5) 16.Фb3 С:f6 17. С:с8 Л:с8 18.Лас1 Лс6 или 17.Лаb1 Кc4 18.Фb4! Лd8! с обороноспособной позицией, хотя хроническая слабость пешки d5 гарантирует белым долгосрочную инициативу.
Поэтому самого серьезного внимания заслуживало немедленное 12...Кb6! «Это позволило бы с большей пользой использовать коня, - указывает Решевский. — Во-первых, пешка d5 получала дополнительную защиту, а во-вторых, в случае b2- b3:с4 брать на с4 можно было бы конем. Попытка отбросить его путем а2-а4 отражалась ходом а7-а5».
13.С:с8 Л:с8 14.С:f6! Начало глубокого плана осады центральной пешки черных. «Важный момент: белые не позволяют сопернику уравнять игру путем 14...Кe4 и уничтожают защитника пешки d5» (Решевский).
14...С:f6 1 5.b3! (этот тонкий ход — ключевое звено плана белых) 15...Фа5?! Естественный ответ, минусы которого далеко не очевидны. Явно слабее 15...cb? 16.Фb3 с потерей пешки. Меньшим злом выглядит рекомендация Кзждена 15... Фd7 с идеей b7-b5, однако и это не избавляло черных от необходимости вести пассивную оборону на ферзевом фланге и в центре после 16.bc или сначала 16.Лfс1!?
16.b4! (тактический ресурс, позволяющий продолжить наступление) 16...Фd8. Слишком опасна активизация белых после 16...Ф:b4?! 17. Лfb1 Фd6 18.Л:b7 а6 19.Лаb1 Ле6 20. Фа4. Но теперь кажется, что перемещение пешки с b2 на b4 выгодно черным, так как у них появилась потенциально опасная проходная с4.
17.Фa4!а6 (вынужденное ослабление: плохо 17...Ла8? 18.Ф b5 с выигрышем пешки) 18.b5! Гвоздь плана белых. Стремительный марш пешки приводит к вскрытию ферзевого фланга, после чего объектами атаки становятся пешки b7 и d5.
18...Ле6. Помешать замыслу белых ходом 18...а5? не удается из- за 19.b6! Ф:b6 20.Кd5 (Решевский). Приходится занимать пассивную стойку.
19.Лаb1 Лb8 (19...а5? 20.b6!) 20.Лb2 Се7 21.bа Л:а6 22.Фс2 Ке6 23.Лfb1 Ла7 24.а4 Кс7.
Помешать появлению коня на е5 нельзя, ибо после 24...f6 25.е4! de 26.Ф:е4 черные гибнут от атаки в центре: 26...Фd7 27.Ле2 Крf7 28. ЛЬе1 Сb4 29.d5 Кe7 30.Ф:с4 и т.д.
25.Ke5 (грозит Kс6) 25...Фе8 26.f4? Решевский сверхпоследователен в проведении своего плана, не замечая, что «внеплановое» вторжение 26.Лb6! со страшной угрозой Кс6! быстрее разрушало оборону черных, которым, чтобы избежать мгновенного проигрыша, пришлось бы найти такой ресурс, как 26...Ка8, что, впрочем, не спасало их от плохого эндшпиля после 27. Кс6! К:b6 28.К:а7 Фd8 29.Фb2 Лa8 30.Ф:b6 Ф:b6 31.Л:b6 Л:а7 32. Крf1 или 28...Сd8 29.а5 Кс8 30.К:с8 Л:с8 31.К:d5 Фс6 32.е4 Ла8 33.Ке3 с3 34.Кd5 Л:а5 35.Ф:c3 Ф:с3 36. К:с3 Ла3 37.Кb5 и т.д.
26...f6 27.Kg4! Оказывается, белые задумали грандиозный кавалерийский маневр. Конь направляется на d 1 и далее на с3. Это поле ему освободит другой конь, который направится на b5 и будет разменен на черного коня. В результате пешка d5 должна пасть под ударами превосходящих сил, а чернопольный слон ничем не сможет ей помочь.
26...Фd7 28.h3 Крg7 29.Кf2. Задуманная перестройка имеет все же существенный изъян. Перейдя на f4, пешка «f» перестала быть опорой пешке е3, и это обстоятельство могло сорвать замысел Решевского.
29...Са3? Вместо этого выжидательного маятникового маневра Капа мог сыграть 29...f5!, намечая на 30.Кfd1 (попытка создать напряженность и на королевском фланге - 30.g4 Фе6 31.Фе2 b6 32.Фf3 не мешает черным консолидировать оборону: 32....Cа3 33.Ла2 Се7 34. Лаb2 Cа3 и т.д.; 30.Кb5 К:b5 31. Л:b5 Сd8 32.Кd1 Cа5!, и второму коню не удается обосноваться на сЗ) перевод коня на привычную и крайне полезную оборонительную позицию: 30...Ке8! 31.Лb5 Кf6 с равенством.
Небрежность соперника позволила Решевскому продолжить осуществление своего плана.
ЗО.Ла2 Сd6 31.Кfd1! f5 32.Кb5! Пара коней исчезает с доски, и это является несомненным достижением белых.
32...Ла5. Необходимо, ибо пускать белую ладью на b5 нельзя. После 32...К:b5 33.Л:b5 Фе6 34.Фf2 Ле8 (или 34...Фe4 35.Kс3 Фd3 36. Фd2) 35.Фf3! гибнет пешка d5, а с ней и надежда на спасение: 35... Фе4 36.Л:d5 (хорошо и 36.Ф:е4 de 37.Кс3) З6...Ф:f3 37.gf С:f4 38. Лd7+ Крh6 39. Крf2 Сg5 40.Лс7 и т.д.
33.Кc7 Сс7 34.Кс3 Фd6 35. Фf2 Ь6. «Здесь я отклонил предложенную Капабланкой ничью: можно ли надеяться на признание, соглашаясь на ничью в выигранных позициях?» (Решевский).
36.Фf3 (угрожая 37.ЛЬ5 Л:Ь5 38.ab Лd8 39.Ла7 с выигрышем) 36…Лd8 37.ЛаЬ2 Фе7!? Хитроумный замысел. Оценка ситуации Капабланкой (и связанное с этим предложение ничьей) кажется более реалистичной, чем отказ Решевского, считавшего, что его позиция остается стратегически выигранной...
38.Лb4! Белые находят возможность пресечь намечающуюся активность противника и заодно усилить свою позицию. Простодушное 38.ЖБ5? было чревато неприятностями после 38...Фa3! 39.К:d5 Л:d5! (Решевский) 40.Л:d5 Л:d5 41.Ф:d5 Ф:е3+ 42. Крh1 Фf4 43. Крg1 с3, например: 44.Фc4 Фh2+ 45 . Крf1 Сg3 46.Ф:с3 Фh1+ 47. Кре2 Ф:b1 48. Ф:g3 Фb2+ 49. Крf1 Ф:d4 с явным перевесом черных.
38...Лd7 (приходится выжидать) 39. Крh1 ?! Трудно критиковать решения, принятые перед самым контролем. Однако Решевский и сам считал этот и следующий свои ходы сомнительными и рекомендовал 39. Крf2! с переводом короля на d2(c2), а ладьи — на b5, что рано или поздно вело к завоеванию пешки d5.
39...Cd8 40.g4? Столь азартный ход можно объяснить только молодостью американского чемпиона. Лучше было вернуться королем на g1, а затем отправить его в путешествие на d2.
40...fg 41.hg Фd6 42. Крg1 Сc 7 43. Крf2 Лf7 (с угрозой g6-g5) 44.g5. Решевский полагал, что такая пешечная цепь еще больше стеснит черных, однако явно недооценил возможную контригру соперника.
44...Сd8 45. Кре2 С:g5?! Позволяя белым ладьям вырваться на оперативный простор. «Постоянная угроза Лb5 вывела Капабланку из равновесия, и он не заметил сильного возражения 45... Фe6!» (Решевский). Действительно, после 46. Лb5 Фf5! черные получали серьезную контригру по белым полям. Мало того, даже при выжидательном 45...Лf5 46.Фh3 Фd7 47.Лh1 Крg8 белым было бы непросто усилить позицию.
Впрочем, и сделанный ход еще не смертелен для черных.
46.Л:b6 Фа3 47. Крd2! Се7 48.Лb7. «Связывая вражеские фигуры» (Решевский).
48...Л:а4? Решающая ошибка. При 48...Лf5 черные сохраняли вполне обороноспособное положение:
1) 49.Фh3 Ла6 (49...Лh5? 50.Фе6 Лh2+ 51. Крd1) 50.Лg1 Лаf6 51.а5 Лf7
52.а5 Л5f6 (52...Сb4? 53.Ф:f5) 53. Лh1 h5 54.а7 Лa6 55.a8Ф (но не 55. Фf3? Л:a7 56.Л:а7 из-за 56...ФЬ2+! 57. Крd1 Ф:с3) 55...Л:а8 56.Лg1 Ла6 57.Ф:h5 СЬ4! 58.Л:f7+ Кр:f7 59. Фh7+ (59.Ф:d5+? Ле6 60.Ф:с4 Фb2+ 61. Крd3 C:с3 62.Лd1 Са5, и выигрывают черные) 59... Крf8 60. Фh8+ Крf7 с равенством;
2) 49.Лd7 Лh5 50.Фg2 Крh6 51. Лbb7 Лb5!! (этот невероятный ресурс Fritz 8 высвечивает на мониторе мгновенно!) 52.Л:b5 Сb4! 53. Кре2! Ф:с3 54. Крf3=.
Можно только гадать, что заставило Капабланку отказаться от защиты пешки d5. Нелепо предполагать, что он не понимал разницы в ценности пешек а4 и d5. Быть может, кубинец соблазнился элементарной ловушкой, а может, просто устал вести кропотливую защиту и решил попытать счастья в контратаке. Однако с падением пешки d5 его позиция рушится.
49.Ф:d5! (конечно, не 49.К:а4?? Фd3+ 50. Крс1 Са3+ 51.Л7b2 с3) 49...Ла5 50.Ф:с4. Теперь у белого короля есть убежище на d3, и положение черных становится безнадежным.
50...Лh5 (похоже на вопль отчаяния) 51. Крd3 Фa8 52.Фе6 ФаЗ 53.Лd7! (выигрывая фигуру) 53...Лhf5 54.ЛbЗ Фа1 55.Л:е7 Фf1+ 56.Крd2. Черные сдались. Грандиозная партия! Какого же масштаба было дарование Решевс- кого, если он в 23 года был способен замышлять и последовательно проводить такие планы?!
«Эта партия, — писал по горячим следам мастер Петр Романовский, — является замечательным произведением шахматного искусства. Творчество Решевского в ней воплотило, кажется, в себе всё лучшее, что выдвинула за последние годы шахматная современность. Чуждая рутине свежесть и смелость, тонкая фантазия, глубокий расчет и четкая реалистичность мышления — вот комплекс данных, которыми можно охарактеризовать творчество Решевского. Таких поражений, которое потерпел Капабланка в этой партии, бывший чемпион мира не имел, пожалуй, со времени своей встречи с Алехиным. Капабланка сделал, по нашему мнению, всё, на что он был способен, в этой весьма принципиальной встрече с Решевским. И все же был разбит. Несомненно, в лице Решевского шахматный мир получает крупнейшего шахматного мыслителя, имеющего все шансы в будущем на завоевание мирового первенства». Интересно, читал ли эти строки Алехин?..
Сэмми занял еще 1-е место на турнире в Ярмуте и вернулся домой в Америку. Весной 1936 года его ждало новое испытание — первый чемпионат США, проводимый только что созданной Национальной шахматной федерацией (через три года она объединилась с Американской шахматной федерацией в одну организацию — Шахматную федерацию США, под эгидой которой с тех пор проходят и обычные, и открытые чемпионаты страны). Раньше у любого сильного американского мастера, будь то Кэжден, Файн или Ре- шевский, имелся лишь один шанс стать чемпионом США — победить в матче ветерана Маршалла, которому было уже под шестьдесят (последний раз он отстоял свой титул в 1923 году, выиграв матч у ЭдЛаскера). Решевский встречался с ним в Маршалловском клубе, общался, блицевал и предлагал сыграть матч, но мэтр отклонял вызовы.
Молодые звезды, естественно, возмущались таким положением дел, и вот наконец им представилась официальная возможность побороться за титул сильнейшего шахматиста страны. Маршалл великодушно отдал титул в распоряжение Национальной шахматной федерации при условии, что отныне чемпион будет определяться раз в два года в специальном турнире, и заявил, что играть больше не будет. До этого он еще выступал на 2-й доске за команду США на олимпиадах 1930—35 годов, а позже все- таки сыграл на 4-й доске в Стокгольме (1937), отметив свое 60-летие результатом +3=7.
«Турнир начался для меня кошмарно, — вспоминал о том чемпионате Решевский. — Выиграв первую партию, я ошибся и довольствовался лишь ничьей во второй, а затем проиграл третью и четвертую! Мало кто верил, что у меня остались хоть какие-то шансы завоевать титул. Все же мне удалось собраться и, выигрывая партию за партией, я стал медленно нагонять лидеров». В оставшихся турах Сэмми набрал 10 из 11 (!) и вырвался на 1-е место, обойдя на пол-очка неожиданного конкурента Симонсона, а главное — снова опередив своего основного соперника Файна, разделившего 3-е место.
Каким виделся окружающим новый чемпион США? Не раз игравший с Решевским шахматный мастер и публицист Фред Рейнфельд писал: «Печально известны его плохие отношения с часами, виной чему отчасти те трудные позиции, в которые он попадает, отчасти его упорство в защите и опасение начать проведение плана, ведущего к поражению. Наследие славы и сверхрекламы, которое он несет с детства, — нелегкий груз».
Интересна и зарисовка биографа Кереса мастера Вальтера Хеуэра:
«Молодой человек, уже с лысиной, аскетичное лицо, задумчивый благородный взгляд голубых глаз — ничто уже не напоминало маленького Шмулика в матроске. И игра казалась напряженной и вымученной, партии редко получались целостными. С часами он обходился прямо-таки скандально: бывало, что, казалось бы, легкая начальная стадия партии отнимала у него 95 процентов времени на обдумывание. Более пылкие критики утверждали, что Решевский — самый нудный игрок, которому всегда ужасно везет.
Все же маленький Шмулик в нем сохранился. Долгий перерыв оставил в его развитии неровный след, но никакой перерыв не может повредить оригинальной мысли. Решевский почти никогда не принимал компромиссных решений. Как неустрашимый борец, он старался исчерпать все возможности. Эта вера, видимо, идущая с детства: «Мне разрешено больше, чем другим», — была и щитом Решевского, и его ахиллесовой пятой...»
Еще интереснее, как сам Сэмми, к которому в детстве «правильные ходы приходили сами собой», объяснял свою тяжелую, вымученную игру, — это приподнимает завесу над тайной мышления Решев- ского-шахматиста:
«Публику удивляет моя привычка тратить большую часть времени, отведенного на всю партию, на первые 15—20 ходов. В итоге последние ходы перед контролем мне, чтобы не просрочить время, нередко приходится делать со скоростью курьерского поезда. После таких партий меня часто спрашивают: почему я так долго обдумываю «очевидные» ходы? Попытаюсь ответить на этот вопрос.
Для мастера нет «очевидных» ходов. Практика показывает, что поверхностные, или «очевидные», ходы зачастую ведут к потере очков. Тщательное планирование — вот основа стратегии! Каждый ход необходимо взвесить на шахматных весах, проанализировать с точки зрения проводимого плана. Неоправданная потеря времени в шахматах — как нигде — строго карается. Я говорю не о получасовом обдумывании одного хода, а о неумении включить каждое передвижение фигуры в общую схему игры. Долго размышляя в начале партии, я стремлюсь постигнуть глубинную суть складывающейся позиции. В дальнейшей игре, несмотря на цейтнот, мне не так уж и трудно отыскивать лучшие продолжения. Кстати, как ни странно, частенько в тех случаях, когда спешить с ходами вынужден я, нервничать и паниковать начинают мои соперники. Психология в шахматах играет не последнюю роль».
После всех упомянутых успехов Решевского уже причисляли к фаворитам предстоящего в августе 36- го грандиозного Ноттингемского турнира, собравшего уникальный состав: чемпион мира Эйве, эксчемпионы Ласкер, Капабланка и Алехин, выдающиеся представители старшего поколения - Боголюбов, Видмар и Тартаковер, молодые претенденты на трон — Ботвинник, Флор и Файн, а также несколько ведущих английских мастеров.
В этом турнире Сэмми, по его собственным словам, «хотел узнать истинную цену своему таланту и перспективы своего участия в матче на первенство мира» и считал хорошим для себя результатом 3-е место. Примерно так оно и случилось: после на редкость напряженной борьбы 1—2-е места разделили Капабланка и Ботвинник, а 3—5-е, отстав на полочка, — Эйве, Файн и Решевский, которому удалось победить черными Алехина и Ласкера!
Через год-два, когда заблистала звезда и юного Кереса, а Флор начал сдавать позиции, стало окончательно ясно, что будущим чемпионом мира, после Эйве и Алехина, станет кто-то из великолепной четверки: один из трех мушкетеров (Ботвинник, Решевский, Файн) или д’Артаньян (Керес). Но кто? Турнирная конкуренция между ними вызывала всеобщий интерес.
Решевский особенно отличился на очень сильном турнире в Кемери (лето 1937), где против обыкновения стартовал без раскачки — 6,5 из 7, победив в том числе Кереса и Файна. Поражение в 8-м туре от Алехина только подстегнуло Сэмми, и он выиграл еще три партии! Однако концовка ему не удалась: по-прежнему единолично лидируя (12 из 16!), в последнем туре он перегнул палку, пытаясь одолеть финского мастера Бека, и неожиданно проиграл. В итоге его догнали Флор и Петров, на пол-очка отстали Алехин и Керес.
Спустя месяц Решевский впервые, и сразу на 1-й доске, сыграл за сборную США на олимпиаде в Стокгольме (+6-3=7). В те годы американцам не было равных: только они могли выставить игроков международного уровня на всех четырех досках. В других командах разница в классе между лидерами и «группой поддержки» была весьма ощутимой. И если в Праге (1931) сборная США заняла 1-е место с небольшим отрывом, то в Фолкстоне (1933) и Варшаве (1935) она была вне конкуренции. (Кстати, Решевский вполне мог сыграть на олимпиаде уже в 35-м, но, по свидетельству Хэнона Рассела, он многие годы опасался ехать в Польшу, полагая, что там его... могут забрать в армию!) В Стокгольме мощный американский локомотив — Решевский, Файн, Кэжден, Маршалл и запасной Горовиц — достиг рекордного отрыва от второго призера (6 очков).
В сентябре Сэмми выступил на двухкруговом супертурнире в Зем- меринге—Бадене, где кроме него играли Капабланка, Флор, Файн, Керес, Элисказес, Петров и Рагозин. Главным арбитром там был прославленный Рудольф Шпильман, победитель турнира 1926 года; по ироническому замечанию Сэмми, «у восьмерки участников имелся повод подумать о своем времяпрепровождении через 11 лет, когда их шахматная сила пойдет на убыль». Результат чемпиона США был далек от успеха в Кемери, но провалом его не назовешь: 1. Керес — 9 из 14; 2. Файн - 8; 3-4. Капабланка и Решевский — по 7,5; 5. Флор — 1...
Ему удалось отчасти реабилитироваться в Гастингсе (1937/38): 1. Решевский — 7 из 9 (без поражений); 2—3. Александер и Керес — по 6,5 и т.д. Тем не менее Сэмми пришел к истинно ботвинниковс- кому выводу, что «в непрерывной череде турниров мастер не может показывать всё, на что он способен». И в последующие десятилетия он крайне редко играл более трех турниров в год. Конечно, сказывались и занятость «основным делом» (он работал бухгалтером до самой пенсии), и недостаток достойных соревнований. Решевский никогда не был таким активным борцом за права шахматистов, как Фишер, но ценить свой труд он умел, что явствует из следующих строк:
«Со стороны жизнь шахматного профессионала может показаться заманчивой: переезды из страны в страну, знакомство с разными городами и множеством интересных людей — и всё это на фоне занятий любимой профессией. На деле всё обстоит не столь романтично. Пароходные и железнодорожные компании, отели не испытывают дружелюбия к древней королевской игре и проявляют безразличие, граничащее с враждебностью к ее посланникам. По прибытии на турнир теплая ванна и мягкая постель куда важнее для служителя Каиссы, чем самая горячая схватка за шахматным столиком, не говоря уже об осмотре местных достопримечательностей. Впрочем, подобные неудобства — вещь преходящая, партии же мастеров, опубликованные в книгах, остаются навечно в шахматной истории.
Крупные турниры невозможны без щедрости спонсоров. Те, кто много путешествует, знают не понаслышке, насколько дороги международные поездки. А шахматные мастера, как правило, люди небогатые. И если турнирный комитет не оплатит им расходы на дорогу и проживание в гостинице, болынинство из них предпочтет остаться дома, — а в проигрыше окажутся шахматы. Если турнирный комитет не сможет найти спонсора (или группу спонсоров), то ему не обеспечить подъемные участникам и не составить призовой фонд, привлекательный для сильнейших гроссмейстеров».
Итак, вернувшись в шахматы в начале 30-х годов, Решевский, хотя и не добился какого-то решительного успеха, все же очень уверенно вошел в мировую элиту. Весной 38- го он в драматичнейшей гонке с Файном успешно отстоял титул чемпиона США - 13 из 16, без поражений! Файн отстал лишь на полочка, не сумев одолеть конкурента в последнем туре... Хотя большинство их партий протекало в очень упорной борьбе, набрать столько очков можно только при явном превосходстве над соперниками.