Звезды Запада
так, позади рассказ о жизни и творчестве десяти шахматных королей прошлого, от Стейница до Спасского, и пришло время одиннадцатого — феноменального Фишера, который в начале 70-х сумел в одиночку сокрушить советскую шахматную машину. До него это безуспешно пытались сделать другие яркие звезды Запада - Решевский, Найдорф, Ларсен... Логика повествования — а может быть, и сама Каисса — подсказала решение посвятить всем этим выдающимся шахматистам отдельный том.
Разумеется, Фишер возник не на пустом месте. Его не зря называли лучшим учеником советской шахматной школы, с расцветом которой было связано бурное развитие игры в середине 20-го века, однако с еще большим основанием его можно считать наследником великих традиций американских шахмат, идущих от легендарного Морфи. На протяжении более ста лет, разделяющих их мировые триумфы, в Америке наблюдался почти непрерывный рост популярности шахматной игры.
Именно здесь совершил свои беспримерные подвиги Стейниц, сыграв с 1886 по 1894 год пять матчей на первенство мира, а главное - изложив в журнале «Интернэшнл чесс мэгезин» (1885—91) и фундаментальном труде «Модерн чесс инсграктор» (1889) тезисы новой, позиционной школы. На этой волне в конце 19-го века вознесся к вершинам игры Пильсбери, а в начале 20-го — Маршалл. Америка стала серьезным шахматным центром, и не случайно здесь жил несколько лет Ласкер, издавая свой знаменитый «Ласкере чесс мэгезин» (1904—09), как не случайно здесь появился и вырос гениальный Капабланка, надолго поселившийся в Нью-Йорке.
Пока в Европе шла Первая мировая война, в Америке продолжалась турнирная жизнь и мало-помалу, незаметно закладывался фундамент для нового прорыва. В 20-е годы этот процесс ускорили и сенсационные гастроли вундеркинда Сэмми Решевского, и турне претендента на шахматный трон Алехина, и особенно грандиозные Нью-йоркские турниры (1924 и 1927). И, как итог, в начале 30-х там появилась целая плеяда сильных мастеров - Кэжден, Горовиц, Стейнер, Дейк, Денкер и другие, не говоря уже о звездах мировой величины — Решевском и Файне (ему тоже посвящена одна из глав в этом томе). Вместе с ветераном Маршаллом американцы выиграли тогда четыре олимпиады подряд. «Чего стоит янки выиграть, ведь их 130 миллионов!» — шутил по этому поводу Тартаковер.
Между тем за «железным занавесом» в СССР, где шахматы пользовались государственной и политической поддержкой, стремительно набирала обороты та самая шахматная машина, которая после Второй мировой войны надолго завоевала весь мир. Первое же лобовое столкновение, радиоматч на десяти досках СССР — США (1945), завершилось ошеломляющим разгромом олимпийских чемпионов.
«Что случилось с американскими шахматами? — писал тогда Денкер. — Неужели страна, давшая блистательного Маршалла, неистощимого Решевского, энциклопедиста Файна, теперь настолько скатилась под гору, что русские могут над нами смеяться?.. Примерно в 1932 году у нас было пятнадцать или двадцать очень талантливых молодых мастеров. Что же теперь случилось с этими звездами? Неужели талант может исчезнуть за пару лет? Ответ ясен и однозначен: да! Почему? Потому что профессиональные шахматы отнимают у игрока всё его время, но не дают взамен адекватного заработка... Шахматы требуют всей жизни, и мы должны к ним именно так и относиться. Чем скорее поймет это шахматная общественность, тем быстрее мы восстановим свою репутацию».
Увы, американская шахматная общественность понимать это не торопилась — судя хотя бы по уходу Файна из больших шахмат. После этого Решевский остался фактически один против советской когорты (позднее его опыт очень пригодился Фишеру). До конца 50-х годов он был на Западе бесспорным «номером один», хотя в США подросла новая плеяда талантливых шахматистов: Эванс, братья Бирны, Бисгайер, Ломбарди...
Оспорить лидерство Решевского мог разве что аргентинский гроссмейстер Мигель Найдорф, сверстник американца и тоже уроженец Польши, покинувший ее на 20 лет позже. Эти двое — скромный, религиозный Решевский и веселый, общительный Найдорф — привносили западный колорит в борьбу на подступах к шахматному Олимпу, где доминировали представители СССР. По большому счету, оба они были любителями, ибо зарабатывали на жизнь не шахматами (мне кажется, матч 1961 года Решевский — Фишер заслуживает названия «последний любитель против первого профессионала»). Но сила и природное дарование обоих были столь велики, что даже почти в 60-летнем возрасте они попали в десятку лучших гроссмейстеров Остального мира на «Матче века» (1970).
Достойную смену могучим ветеранам Запад выдвинул лишь в конце 50-х — начале 60-х годов. Сначала громко заявил о себе юный Бобби Фишер, а затем и датчанин Бент Ларсен. Турнирные успехи и свежая, изобретательная игра Ларсена с 1964 по 1970 год позволили ему даже отобрать у Фишера «законную» первую доску в упомянутом «Матче века». Угроза для советской гегемонии исходила тогда только от них двоих. Однако вскоре Фишер с блеском доказал, что именно ему суждено стать новым чемпионом мира. Его революционный прорыв и трагический уход из шахмат — главная тема этого тома.
Выражаю благодарность шахматному коллекционеру Хэнону Расселу, журналистам Сергею Воронкову и Майклу Грингарду, гроссмейстеру Владимиру Белову и международному мастеру Максиму Ноткину, заслуженным тренерам СССР Александру Никитину и Марку Дворецкому за помощь, оказанную при подготовке рукописи к изданию.