О СУДЬЯХ ВООБЩЕ И В ЧАСТНОСТИ. ЕЩЕ ОДНА ПОБЕДА БАТУРИНСКОГО
На каждом шахматном соревновании присутствуют судьи. Они — непосредственные организаторы мероприятия, они же следят за соблюдением правил шахматных соревнований вообще и за соблюдением правил игры в первую очередь. Критерии подбора судей несложны: они должны хорошо знать правила игры, должны по возможности знать больше языков, чтобы без проблем вступать в контакт с каждым участником и по этой же причине не быть во враждебных отношениях ни с кем из них, занимая при этом объективные, нейтральные позиции.
Весной 1989 года я был приглашен на турнир в Линарес. Организатор и спонсор Луис Рентеро, владелец сети супермаркетов в Линаресе и его окрестностях, охотно приглашал советских гроссмейстеров. С одной стороны, он добивался таким образом, что его турниры оказывались самыми представительными в мире. С другой — он, похоже, демонстрировал власть денег над убежденными коммунистами и наслаждался этой властью. Мне было известно, что в Линаресе предстоит встретиться с Карповым. Ничего не поделаешь, не в первый и не в последний раз. Мы ведь вращаемся в шахматном мире; и его, эксчемпиона мира, уважают не меньше, а кое-где заметно больше, чем меня. Но велико было мое удивление, не говоря о более активных чувствах, когда по приезде в Линарес я узнал, что главным судьей назначен В. Батуринский! Очевидно, таково было пожелание Карпова как одно из условий его участия в турнире. А мне, наоборот, было ясно, что под руководством, даже лишь под наблюдением «неджентльмена» Батуринского я участвовать в турнире не могу. Понимал ли это Рентеро, или на этот счет у него не было достаточной информации? Или ему было интересно проверить — насколько сильна все же власть его денег? Как только я узнал о функциях Батуринского в турнире, я поставил вопрос ребром: или я, или Батуринский. Судя по ответной реакции, ни Рентеро, ни Карпов такого поведения с моей стороны не ожидали.
До открытия турнира оставалось полдня. Я обошел всех участников и сообщил им о своей позиции. Меня поддержали открыто и активно Тимман и Шорт. Среди советских тоже нашлись голоса в мою защиту. Как позднее сообщил Карпов, против его «старшего друга и соратника» выступили, к очевидному изумлению эксчемпиона, Белявский и Юсупов. Ко мне пришел Б. Гулько. В прошлом, напомню, в тяжелейших условиях он не подписал коллективное письмо против меня, состряпанное Батуринским с Авербахом. А теперь, 13 лет спустя, он сказал: «Я сожалею. Но я хочу играть в этом турнире. И поэтому я не могу вас поддержать». Я всегда критиковал отсутствие гражданственности и всегда с уважением относился к ее проявлению. Я осознал и сочувственно отнесся и к положению Гулько. Позднее я сообразил, что именно от позиции Гулько зависело — состоялся бы турнир или нет. С его участием антикарповские позиции заняла бы большая половина участников турнира. Карпов не отступился бы от своего «старшего друга», и ему пришлось бы уехать. И турнир сорвался бы. А может быть, обошлись бы и без председателя организации с загадочным названием «Фонд мира»...
Проблема, выдвинутая мною, обсуждалась организаторами, я присутствовал на этом заседании. Правда, те дебаты не переводились для меня с испанского. Какой-то дурак предложил компромисс - Батуринский-де не будет судить мои партии, этим будут заниматься другие. Но я, естественно, стоял на своем — черный полковник не может находиться в зале, где я играю. Я понимаю положение господина Рентеро: ему не часто приходилось бывать в ситуациях, где деньги сталкиваются с принципами.
Наконец, организаторы решились и сказали мне твердое «нет». Провожаемый сочувственными взглядами жителей города, собирающихся на церемонию открытия, я покинул Линарес.
Сразу по возвращении в Швейцарию я был записан в число участников турнира «Лугано-опен». Я добился там одного из крупнейших успехов в жизни. С результатом 8 из 9-ти я разделил с М. Петурссоном первое место. А Луис Рентеро с этих пор относился ко мне с великим уважением. Каждый год потом, на протяжении многих лет, он приглашал меня принять участие в его опен-турнире...