Определение, которое Рети дает понятию этюда, гласит: этюд — это позиция из конца партии с необычайным содержанием.
Это определение многим кажется слишком общим и неопределенным. Многие отметят, что в нем ничего не говорится о побочных решениях и дуалях, а также о том, что начинать в этюде должны белые. Ведь нельзя же считать за этюд ту позицию из конца партии, в которой два различных первых хода одинаково ведут к цели? Этюд такого рода всеми и всюду считается неправильным!
И все же Рети был иного мнения относительно требования правильности этюда. Сущность дела, по Рети, заключается не в том, чтобы единственным был первый ход решения этюда, а в том, чтобы лишь единственный способ игры приводил нас к цели. Вполне возможен поэтому такой случай, когда центр тяжести лежит в первом ходе решения и все же имеется не один, а несколько возможных первых ходов...
Таким образом, если мы хотим выразить предыдущее определение Рети точнее, мы должны будем сказать, что этюд — это позиция из конца партии с необычайным содержанием и с единственным способом достижения цели.
Естественно, что этому определению не противоречит возможность разветвления решения этюда на варианты, допускающие сравнительно друг с другом различные способы выигрыша (или ничьей). Однако каждый такой способ выигрыша (или достижения ничьей), поскольку он претендует быть полноценным вариантом, должен быть строго определенным.
В нашем дополненном определении ничего не говорится о том, что сторона, которая должна выиграть или сделать ничью, имеет право первого хода. Но это, по мнению Рети, и не является необходимым. Не раз высказывался он в том смысле, что вовсе не обязательно подпи¬сывать под этюдом условие, что белые выигрывают или делают ничью...
Если в отношении формальных требований, предъявляемых к этюду, Рети придерживался достаточно свободных взглядов, то он был очень строгим в отношении вопроса, при каких условиях внутреннее содержание этюда можно рассматривать как необычайное». Шахматная игра уже сама по себе интересна, а эндшпили по большей части трудны. И если этюд не содержит в себе ничего такого, что можно было бы назвать замечательным и необычайным, если, значит, этюд не поднимается выше уровня обычного, заурядного эндшпиля, то такой этюд уже не будет этюдом...
С другой стороны, в согласии с определением Рети вполне возможно и то, что позиция, возникшая в процессе практической игры, будет заключать в себе настолько необычайное содержание, что ее можно рассматривать как полноценный этюд. Примеры таких красивых «этюдов в партии» встречались.
Необычайность содержания этюда может быть различного характера. Она может состоять в трудности, чистоте цели, оригинальности, систематичности маневров, содержательности, «эхо» и т. д.
Нельзя, конечно, требовать, чтобы каждый из этих признаков был обязательно присущим каждому этюду; нельзя, например, требовать того, чтобы всякий этюд был бы трудным или чтобы первый его ход был бы чистым по цели. Вполне достаточно сос-латься на этюд , привлекший при своем появлении исключительное к себе внимание. Успех этого этюда основывается, однако, не на трудности или чистоте цели, а единственно на его оригинальности. «Необычайное» этого этюда заключается в том, что позицию, в которой проигрыш белых на первый взгляд не подлежит никакому сомнению, — эту позицию, оказывается, возможно спасти.
Вообще говоря, нельзя считать недостатком этюда и то, что цель его (выигрыш, ничья) представляется на первый взгляд легко достижимой или кажется само собой разумеющейся,— но именно только «кажется». Однажды судья одного конкурса исключил из него целый ряд этюдов разных авторов на том основании, что в этих этюдах белые и так стоят лучше черных, так что нет ничего удивительного в том, что они должны выиграть. Это встретило со стороны Рети горячие возражения.
Основным условием для того, чтобы эндшпиль мог считаться этюдом (отметим, что Рети не проводил различия между обоими этими терминами и применял оба в одном и том же смысле), является, таким образом, необычайность его содержания.
Ясно, что это определение практически не даст возможности провести точные границы для понятия «этюд». Одним будет казаться необычайным то, что другие находят самым обы¬денным, одни будут считать прекрасным этюдом такую позицию, которой другие откажут даже в праве на существование.
Однако все эти различия во взглядах, по существу, неизбежны. Если бы понятие этюда и было даже точно определенным, то и тогда красота и значимость этюда оставались бы понятиями совершенно относительными. И хотя в области этюда различных художественных направлений и школ значительно меньше, чем в заданном искусстве, однако и здесь при оценке этюда можно исходить из различных предпосылок. И мы действительно часто сталкиваемся со случаями, когда нечто, воспринимаемое одними как достоинство этюда, расценивается другими как его недостаток.
Большое значение придавал Рети простоте положения этюда и экономичности выражения его идеи; он любил интересные и трудные ложные следы, стремился, поскольку это вообще было возможным, к чистоте цели и считал трудность этюда его достоинством даже в том случае, когда эта трудность была настолько велика, что препятствовала решателю средней силы полностью освоиться со всеми тонкостями этюда.
Рети умел ценить чистоту пата и мата, но остерегался переоценивать ее значение. Это же замечание относится и к эхо-вариантам. Рети умел воплощать эхо чрезвычайно искусно, но часто сознательно избегал его, в особенности тогда, когда ему казалось, что эхо «разбавляет водицей» идею этюда.
Рети, занимавшийся в начале своей деятельности компози¬цией задач (см. 3), сохранил интерес к ним и впоследствии, когда уже ^перешел исключи¬тельно на композицию этюдов. Относительно чистоты мата в за¬дачах он был того мнения, что - чистые маты лишь тогда являют¬ся достоинством задачи, когда последняя становится от их нали¬чия труднее и красивее, а оформление идеи — проще и экономичнее, и все это при условии непринужденности по¬лучающихся чистых матов. И наоборот, он считал нелогич¬ным составлять задачи, в кото¬рых эти положительные стороны уничтожаются теми отрицатель¬ными моментами, которые являются следствием стремле¬ния к чистым матам во что бы то ни стало и какой угодно ценой. Если чистота мата не умаляет идеи задачи, то тогда, по мне¬нию Рети, она играет положи¬тельную роль; наоборот, чистота мата будет являться уже недо¬статком задачи, если из-за нее обесцвечивается идея.
Совершенно такими же были воззрения Рети и на ценность чистого пата или мата в этюде. Красивая игра, приводящая к чистому пату, казалась Рети более ценной, чем неинтересное проведение чистого пата. Для Рети достоинство этюда состав¬лял такой чистый пат, который получался в результате непри¬нужденной игры, как бы сам собой. То обстоятельство, что паты в’этюдах Рети, как правило, безупречны, свидетельствует о высоте техники мастера.
Художественные воззрения Рети его этюды выражают яснее, чем слова. Отметим еще одно: из всех этюдных композиторов Рети выше всех ставил Маттисона.
Относительно методов компо¬зиции Рети говорит: «Существуют два рода этюдных компоpиторов: а) это те, которые изучают интересные, простые позиции, выделяют среди них заслуживающие особого внимания и придают последним художественную форму, экономичную и чистую по цели, и б) это те композиторы, которые исходят из какого-то заключительного положения (например, мата, пата, цугцванга и т. д.) и приделывают к нему вступительную игру. Я не сторонник второго направления, однако немного грешен и в нем...»