ПЕРВЫЕ ШАГИ ПРОФЕССИОНАЛА

В жизни молодого перспективного шахматиста, заканчивающего высшее учебное заведение, наступает трудный момент. Ему предстоит выбрать — устраиваться ли на работу по специальности или заняться тем, что до недавнего времени являлось его хобби. Зарабатывать на жизнь шахматным трудом нелегко. Добавим, что до недавнего времени призы в соревнованиях были рассчитаны на любителей. Об этом я еще скажу. С другой стороны, трудно представить себе работника, который то и дело покидает свое рабочее место, отправляясь на соревнования на неделю или две. Значит, совмещать работу и занятия шахматами трудно. Значит, шахматисту необходима финансовая поддержка: наследство, помощь богатых родственников, спонсорство. Слово «спонсорство» лет 50—60 назад было не в ходу. Но дело не в слове. Роль спонсора, поддерживающего спортсменов в СССР, взяло на себя государство. Была введена система государственной «спецзарплаты», или, как мы предпочитали говорить, «стипендий». Стипендии выплачивались спортсмену его спортивным обществом или Спорткомитетом СССР (между прочим, учреждением в ранге министерства!) с единственным условием: чтобы он больше нигде не работал, а только добивался успехов в своем виде спорта. Размер стипендии зависел от уровня успехов и в соответствии с этим изменялся. Наивысшая норма была приблизительно в два раза выше, чем уровень средней зарплаты в стране. Так, в 70-е годы «потолок» был 300 рублей. Кончались успехи — стипендию снимали. У спортсмена пропадала за давностью лет гражданская квалификация. Спорткомитет никаких фина-совых гарантий не давал, компенсаций не выплачивал. Международная шахматная федерация, в отличие от Международного олимпийского комитета, не проводила грани между профессионалами и любителями. Но за компанию с другими спортсменами шахматистов тоже записали в любители. Так и ходило по миру: «журналист Таль, психолог Крогиус, философ Петросян, экономист Карпов». Меня, кажется, называли «историком». Я злился...
Но давайте взглянем с другой стороны. Что такое 300 рублей? По самому грабительскому, так называемому официальному курсу обмена валюты доллар равнялся 70 копейкам. Были и другие курсы обмена, где за доллар давали 10 рублей. По официальному курсу 300 рублей равнялись 430 долларам. На этом же уровне были призы в турнирах, проводившихся в СССР. Но такая месячная плата, такие призы — это ведь любительский уровень! Два-три раза в год у нас были оплаченные государством сборы, недели по две каждый. Иногда гроссмейстеров и мастеров приглашали где-то выступить; я, например, однажды ездил на гастроли в Сибирь. За сеанс платили 25 рублей, за лекцию 14 — это же небольшие деньги. Да, не слишком кривили душой советские руковотели, называя своих лучших спортсменов любителями...
Мне повезло: еще не рассчитался я со своими обязанностями по университету, как с начала 1954 года стал получать государственную стипендию. До высшего уровня, правда, было далеко. Мне давали 140 рублей.
В очередном чемпионате СССР я был успешен. Выиграть турнир мне не хватило энергии, но я разделил второе место (с Таймановым). За этот успех я был награжден поездкой за границу, на международный турнир в Бухаресте. 
Я сознательно называю здесь имя и отчество моего противника. Для жителя Западной Европы выходцы из Советского Союза были десятки лет на одно лицо: армянин Петросян, грузинка Гаприндашвили, еврей Ботвинник, украинец Иванчук — все были «советские русские»! Так вот — Нежметдинов не был русским. Это был татарин из города Казань, ныне столицы автономной республики в составе России — Татарстан.
Я впервые увидел Нежметдинова в апреле 1945 года. Все еще продолжалась война с Германией, а в Ленинграде проходил полуфинал 14-го чемпионата СССР. Я был там демонстратором. А он приехал туда как запасной участник. Приехал, как мне показалось, прямо с фронта, в запыленной армейской шинели, с нашивками на гимнастерке — напоминанием о полученных ранениях. Кандидат в мастера Нежметдинов, в чине младшего офицера, был по возрасту старше многих участников того турнира. Но я почувствовал неиссякаемую энергию этого человека, огромную любовь к шахматам.
Прошло 9 лет. Мне разрешено впервые в жизни принять участие в международном турнире. Поскольку выезды из СССР были тогда большой редкостью, власти старательно готовились к каждой поездке, продумывая всевозможные детали и, особенно, состав делегации. И финансовые проблемы. Жизненный уровень в СССР резко отставал от европейского. Чтобы не ударить лицом в грязь, считалось необходимым помочь выезжающим одеться получше. Так, накануне поездки я получил в Комитете спорта так называемые «подъемные», или «экипировочные». Выдавались эти деньги не чаще раза в год. Не помню точную сумму — то ли 1200, то ли 1400 рублей. Помню, что сумма эта несколько превышала месячную зарплату трудящегося. Помню, что на эти деньги я тут же в московском магазине приобрел новый костюм — для студента покупка немаловажная, для советского студента — в особенности.
Итак, в Бухарест прибыла делегация советских шахматистов — С. Фурман, Р. Холмов, Р. Нежметдинов, В. Корчной и два тренера — А. Лилиенталь и А. Сокольский. Были еще два человека — руководитель делегации и его заместитель. Такие люди, как правило, от поездки к поездке менялись и фамилии их исчезали из памяти. Руководитель был обычно из партийных органов, заместитель — из КГБ. Будучи в роли переводчика, заместитель имел функции — следить за поведением своих и заниматься шпионской деятельностью на месте.
И вот первая партия в турнире, я играю против Нежметдинова: Вообще, братоубийственные схватки — занятие, не рекомендованное советским руководством, но мы с Нежметдиновым любим шахматы, мы будем бороться.

Однако получилась ничья.

А партия оказалась важной в борьбе за первое место. Мы с Нежметдиновым, опередив всех остальных, перед после­дним туром имели равное ко­личество очков. В последний день я быстро сыграл вничью с О’Келли, а он проиграл Фур­ману. Вот так мне удалось стать победителем первого в моей жизни международного турнира.

Меня интересуют языки в сравнении друг с другом. На­пример, насколько ближе по построению слов немецкий язык к русскому, чем англий­ский. Или возьмем такое сло­во — «гордо». По-испански и по-итальянски это означает «толстый». А представьте себе, кто были самые гордые люди 500 лет назад? Чистая связь языков. Или что мы знаем о румынском языке? «Прост» по- румынски — это дурак. А «про­сто» — это дура. Вот так я изу­чаю языки.

Вернемся к шахматам: за совокупность успехов осенью 1954 года ФИДЕ присвоила мне звание международного масте­ра. Одновременно со мной это звание было присвоено леген­дарному человеку — Федору Богатырчуку, в то время уже жителю Канады. Богатырчук — один из первых советских мас­теров. О его практической силе говорит счет с М. Ботвинником — 3,5:1,5 в пользу Богатырчука. Крупный врач-рентгенолог, он снискал популярность, глубо­кое уважение киевлян. Во вре­мя войны с Германией Киев был оккупирован немцами два года. Когда Красная армия вы­нудила немцев отступать, Фе­дор Богатырчук, который не мог простить большевикам му­чения Украины при коллективизации, принял решение уйти вместе с немецкой армией... Спустя лет 15 в Германии го­товилась книга об истории шах­мат. Главу о советских шахма­тистах было поручено написать А. Котову и М. Юдовичу. Эти люди, фальсификаторы исто­рии, ухитрились не упомянуть Богатырчука ни единым сло­вом!

Мы с Богатырчуком не­сколько лет вели дружескую переписку...

Очередное первенство СССР являлось отборочным к первенству мира. Но мне было не до отбора. Я провалился в турнире, выиграл всего одну партию и занял предпоследнее место. Я ломал голову — что случилось? Я очень переживал. В доброжелательном тоне высказался обо мне в критической статье о турнире Бронштейн: «Ленинградцы должны помочь Корчному преодолеть пережи­ваемый им кризис. Уже в 21-м чемпионате у него были симп­томы недооценки партнеров, желания выиграть любым спо­собом любую позицию без до­статочных объективных пред­посылок. Теперь, при более сильном составе, он после не­скольких неудач потерял веру в себя, но для этого у него нет никаких оснований». А я по­нял - для успеха нужна хоро­шая шахматная подготовка, нужно быть в форме физичес­ки, нужно хорошее настрое­ние, фонтан энергии и безмер­ное желание победить!

До чемпионата Ленинграда оставалось три месяца. Я от­правился отдыхать в санаторий на берегу Черного моря. Впер­вые в жизни ради улучшения качества игры я бросил курить, всерьез углубился в изучение теории. И в чемпионате горо­да я установил один из своих первых рекордов. Я набрал 17 из 19-ти, на три очка опередил занявшего второе место Толуша и еще на два очка — тре­тьего призера Фурмана. Меня зачислили в состав сборной СССР, выступавшей в первен­стве мира среди студентов. Ру­ководителем делегации у нас был Котов. По-видимому, это он договорился, что после тур­нира, который проходил в Швеции, мы отправимся с вы­ступлениями по стране, а по­том заедем еще и в Норвегию. И мы отправились втроем: Котов, Таль и я. На следую­щий год Таль стал чемпионом СССР, а в 1960-м - чемпио­ном мира. Мы давали сеансы одновременной игры. Помню, Котов получил за сеанс 150 шведских крон, я — 100 и Таль—  50. В это время 5 крон рав­нялись одному доллару. Буду­щий чемпион мира Таль дал сеанс одновременной игры за 10 долларов!

В конце года меня послали на турнир в Гастингс. Это срав­нительно короткое соревнование я провел очень уверенно —  ни в одной партии не стоял хуже. Набрав 7 из 9-ти, я раз­делил первое место с Фридриком Олафссоном. Запомнились мне призы: 1-й приз — 60 фун­тов, второй — 40, третий — 20. Сейчас, полвека спустя, эти цифры звучат смехотворно.

По возвращении в Ленин­град я сразу включился в но­вый чемпионат СССР. Сыграл удачно, только на пол-очка отстал от трио победителей — Авербаха, Тайманова и Спас­ского. Интересными были мои взаимоотношения за доской со Спасским. Видимо, в 50-е годы он был сильнее меня, и в се­редине турнира мне было с ним трудно играть. А в конце соревнования он выдыхался, и тогда я расправлялся с ним. Так, в частности, я выиграл у него важную партию в пред­последнем туре этого чемпио­ната. За совокупность успехов я получил в том году звание гроссмейстера СССР. Мне вы­дали значок №17. То есть я оказался семнадцатым грос­смейстером со дня основания советского государства!

С 1956 года появился новый вид соревнований для советс­ких гроссмейстеров — товарищеские матчи с шахматистами Югославии. Неглупая задумка. В конце 40-х годов Сталин, который задумал покорить всю Европу, осерчал на то, что Юго­славия не падает перед ним ниц, и в громких выражениях развязал холодную войну с пра­вителем этой страны Иосипом Броз Тито. Когда Сталин умер, следовало наладить добрые от­ношения со страной, всегда склонной быть другом Москвы, России. Залечить обиды, вер­нуть доброе расположение друг к другу — этим теперь должны были заняться шахматисты. В этих шахматных десантах я уча­ствовал с самого первого раза, с 1956 года. Вспоминается первый матч, в Белграде. Колос­сальный интерес, зал забит пуб­ликой до отказа. Не бог весть какая богатая страна - Югосла­вия, а хорошие отели, чистота, еда лучше московской, шахма­тисты одеты лучше советских ассов. Ну, конечно, мы — азиа­ты, а они — европейцы. Мы — в блоке коммунистических стран, а они — «присоединив­шиеся». Даром, что у них у вла­сти коммунист, зато — мудрый человек! Но, как часто бывает, его мудрость особо оценили после его смерти, когда ведо­мое им государство распалось на враждующие друг с другом лагеря.

С точки зрения шахматной эти матчи были очень полезны. Югославы — представители дру­гой школы, игроки высокого класса, с ними было интерес­но, иногда и поучительно встре­чаться за доской. Признанный лидер югославов — Светозар Глигорич. В 1957 югославы приехали в Ленинград. Здесь они крупно проиграли. Жало­вались на белые ночи — трудно спать, на плохой сервис и на плохую еду. И были правы. Из всей команды хорошо сыграл только Глигорич. Выиграл у меня черными. Видимо, этот проигрыш очень меня огорчил. Глигорич в своих мемуарах вспоминает, что в последний день, провожая его на вокзал, я в разговоре все время возвра­щался к сыгранной партии, обещал в будущем прибить его. Честно говоря, не очень госте­приимно...

Несколько страниц назад я рассуждал уже о понятии «за­каленный боец». В эти годы я регулярно участвовал в первен­ствах СССР. Но еще важнее с точки зрения закаливания было мое участие в отборочных со­ревнованиях к этому турниру. С 1950 по 1959 год я регулярно играл в полуфиналах первен­ства страны. И, кроме первых двух, имел успех во всех осталь­ных. Иногда необходимо было на финише выигрывать одну партию за другой. Хорошая школа для участия в междуна­родных турнирах!

Жизнь профессионального шахматиста. Ежедневные заня­тия шахматами дома. Сеансы одновременной игры по пригла­шениям, выступления в прессе — интервью или уроки в шахмат­ном разделе газеты, соревнова­ния. Запоминаются отдельные фрагменты турниров - те, что оставили свой след на последую­щей практике, те, где пришлось приложить максимум энергии...

Чемпионат СССР 1957 года. Взлет Михаила Таля. Он вы­играл первые 4 партии. Не­сколько взволнованный пред­стоящей встречей с лидером, я иду к Бронштейну за советом — что и как играть. Он укло­няется от конкретной помощи, но говорит: «Вы можете играть как угодно, но за эту партию вы отвечаете перед всеми уча­стниками. Вы не имеете права ее проигрывать!» Встреча за­кончилась вничью. Именно во время этой партии я подметил довольно шаблонную манеру Таля вести атаку...

В начале 1958 года про­изошло важное событие в моей жизни, на первый взгляд не слишком связанное с шах­матами. Я решил остепенить­ся. Я женился. С будущей же­ной я познакомился на берегу Черного моря. Армянка, ро­дом из Тбилиси, она жила в Москве. После свадьбы я увез ее в Ленинград. Жена и мно­гие другие уговаривали меня переехать в Москву, но я ос­тавался верен городу, где ро­дился, вырос, получил воспи­тание. Не мог и представить себе, что этот город меня од­нажды предаст...

Подсознательно я надеял­ся, что мое новое солидное се­мейное положение поможет мне добиться и солидных ус­пехов на шахматной доске. И, как увидим, мои расчеты оправдались. А пока что моим первым соревнованием в но­вой ситуации был чемпионат Российской Федерации, про­водившийся в Сочи, где я иг­рал вне конкурса, потому что в спортивной жизни Ленин­град считался независимым, был отделен от провинциаль­ной России. Пришлось встре­чаться с малознакомыми мне шахматистами. Победителем стал уже известный читателю Р. Нежметдинов. Я закончил трудный турнир неплохо - разделил второе место.

Очередной чемпионат СССР состоялся в Тбилиси. Я там не блистал. Но на финише мне пришлось принять актив­ное участие в распределении первых мест. За победу в тур­нире боролись Таль с Петро­сяном. В предпоследнем туре мне предстояло играть черны­ми с Талем, а затем белыми с Петросяном. Тбилиси — мно­гонациональный город. Нака­нуне игры меня посетила груп­па армян с просьбой сыграть с Талем «как следует». Я отло­жил эту партию с лишней пеш­кой. До выигрыша было еще далеко. Но тут явился Петро­сян и предложил свою помощь в анализе отложенной пози­ции. По-моему, это было очень некрасиво, я бы на месте Пет­росяна так никогда не посту­пил. Но на своем... отказаться от квалифицированной помо­щи у меня не хватило сил. Вдвоем мы нашли путь к вы­игрышу, который я на следую­щий день Талю и продемонст­рировал.