СОБЫТИЯ ШАХМАТНЫЕ И НЕ ТОЛЬКО...

Олимпиада на Кубе 1966 года. Соревнование проводит­ся под покровительством правительства Кубы, при его вся­ческой и, конечно, финансо­вой поддержке. Команда СССР живет в отличном оте­ле «Гавана Либре», в прошлом «Гавана Хилтон», у команды отличный переводчик — лич­ный переводчик с русского Фиделя Кастро. Правда, перед самым началом игр случилось чрезвычайное происшествие. Мы с Талем ночью — конечно, без ведома и разрешения начальства — решили погулять. Зашли вместе с кубинскими шапочными знакомыми в ноч­ной бар; и здесь, в то время, когда Таль танцевал с моло­дой кубинской женщиной, его ударили по голове бутылкой! Окровавленного Таля и меня привезли в больницу, туда же под утро приехал и переводчик. Талю промыли рану над глазом, наложили швы. Всех, кто был в баре — 43 человека — отправили в кубинский ко­митет безопасности. Один юноша сознался, что нанес удар из ревности. А в отеле с утра — заседание команды. Таль получил свое за непос­лушание - могучий удар, как вы понимаете, читатель. А критикуют меня - ослабил команду накануне решающих встреч: вечером матч с Мона­ко... Таль вышел на игру в четвертом туре. Все еще нездоро­вый, в темных очках, он по­казал абсолютно лучший результат Олимпиады — 9,5 из 11-ти. Но ни ему, ни мне зло­памятное КГБ этой истории не простило...

Шахматные события на Олимпиаде оказались не ме­нее захватывающими, чем наша частная жизнь. Амери­канский департамент на вре­мя ослабил культурную блока­ду Кубы. Команда США во главе с Фишером прибыла в Гавану. В те годы Фишер не играл по пятницам и субботам, и организаторы Олимпиады, высокие правительственные чиновники обещали ему, что его требования в отношении переноса важных партий на другое время будут удовлетво­рены.

Вступление в партию ока­залось правильным шагом. Стало легче ездить за грани­цу. Я избавился на время от ощущения неуверенности в завтрашнем дне, убедительно выиграл несколько турниров. В частности, в 1966 году - в Бухаресте, потом в Сочи, в 1967-м в Ленинграде, а потом в Будве, Югославия. Турнир в Ленинграде был особенный. В связи с 50-летним юбилеем советской власти была органи­зована серия турниров с боль­шой помпезностью, с непло­хими призами. Прошел слух, что сам Фишер захотел сыг­рать в одном из них, даже без экстра-гонорара! Но ему было отказано — не хватало еще, чтобы такой праздничный тур­нир выиграл американец! Тур­нир в Москве выиграл Штейн, турнир послабее в Ленингра­де - я.

Центральным событием 1967 года был межзональный турнир в Сусе (Тунис). Обыч­но я сотрудничал с ленинг­радскими шахматистами — Фурманом, Осносом. По ка­ким-то причинам мне на этот раз не удалось связаться с ними. Моим тренером в Сусе стал московский гроссмей­стер Е. Васюков. Прилеж­ный, добросовестный работ­ник, но дебютный репертуар у него был совсем другой.

Совместная работа получа­лась плохо, я шел в турнире на 50%. А лидировал Фишер, который демонстрировал по­трясающую игру. Его партия со мной после интересной борьбы закончилась вничью. Это была одна из последних, сыгранных им в турнире партий. Обычно соревнова­ние покидают неудачники - аутсайдеры или заболевшие по дороге. На этот раз тур­нир покинул вполне здоро­вый, ошеломивший всех классом игры Фишер! На фи­нише мне выигрышем пяти партий подряд удалось вой­ти в тройку победителей. А выиграл межзональный пос­ле ухода Фишера Б. Ларсен.

Запомнилась мне на закры­тии форма, довольно редкая в то время, награждения участников. Шахматисты капитали­стических стран получали призы, как и было записано в регламенте турнира, в швей­царских франках, а представи­тели социалистического бло­ка — в чеках на тунисские ди­нары, которые нигде не обме­нивались. Совсем по Орвеллу: «Все животные равны, но не­которые равны больше, чем другие». Надо признать — в Москве нам пошли навстречу и обменяли странные чеки на сертификаты. Объясню моло­дым людям, что это такое. Свободный обмен валюты в СССР был запрещен, винов­ных строго наказывали. Зап­рещено было иметь счета в иностранных банках или ва­лютные счета в советских бан­ках. А что же было разреше­но? Можно было заплатить валютой в торговом предста­вительстве СССР за границей, а дома получить товар, кото­рый в СССР свободно не про­давался. Так, в 1963 году я зап­латил в Гаване 1000 песо, по­ловину своего первого при­за, а через полгода в «Апраксином дворе» в Ленинграде получил машину «Москвич». А можно было, оставив день­ги в торгпредстве, получить за них бумаги, т.н. сертификаты, товары на которые продава­лись в магазинах «Березка», расположенных в крупных городах страны, магазинах, куда простой люд не пускали. Сер­тификаты были трех типов: самые дешевые, синего цвета - для денег из стран-сателли­тов, желтые — из стран в переходном состоянии (Югосла­вия, Тунис, Куба), и самые дорогие, кажется, красного цвета — для капиталистичес­ких стран. Таким образом, го­сударство предупреждало спекуляцию валютой. А вместо этого процветала спекуляция сертификатами, в которой, однако, государство тоже при­нимало участие.

Еще кое-что новое мне пришлось узнать во время меж­зонального турнира. Помнит­ся, играя с монголом Мягмарсуреном, я был поражен, как грамотно, образцово он разыгрывает дебют. У советских шахматистов у каждого было по тренеру. Дел у них было немного. Неудивительно, что пошли слухи, будто тренер Гел­лера Гуфельд готовил Мягмарсурена к партии с Фишером. Но мне и в голову не прихо­дило, что советский тренер может готовить иностранного участника против меня! После этой партии я поумнел... Гени­альный шахматист был Ефим Геллер. Вон, Пушкин в пьесе «Моцарт и Сальери» писал: «Гений и злодейство несовме­стны». Ошибался поэт...

Оглядываясь на пройден­ный мною путь, я считаю год 1968-й едва ли не самым ус­пешным в моей жизни: я вы­играл, на редкость убедитель­но, два крупных турнира и не­сколько трудных матчей. В на­чале года я играл в Голландии в Вейк-ан-Зее. Я выиграл 7 партий подряд. Седьмым в ряду оказался мой главный конкурент Таль. После 11-ти туров у меня было 10,5 очков. Я думал установить новый ре­корд, но в 12-м туре, грубо зевнув, проиграл Портишу. Турнир потерял для меня ин­терес, оставшиеся партии я за­кончил без борьбы вничью. С результатом 12 из 15-ти я на три очка обошел Таля, Портиша и Горта.

Во время турнира к нам с Талем подошел какой-то немо­лодой человек и сказал: «Я живу в Антверпене — поехали в Антверпен!» Как это, мы же советские граждане, нам нельзя — это же другая страна, Бельгия... «Да это Бенилюкс!» «Но там же граница...» «А, не волнуйтесь!» На всякий случай он снял со стены несколько газетных вырезок, где рассказывалось о нашем турнире, мы сели в его машину и поехали. Там не очень далеко, час до границы и еще час до Антвер­пена. А это — город, где дела­ют бриллианты, и наш спутник имел к этому отношение. Он привел нас в какую-то мастер­скую. Там было довольно тем­но. Он спросил у работников: «Кто это?» Один человек по­смотрел, глаза у него округли­лись: «Это Таль!»

Строго говоря, мы наруши­ли закон - из одной страны приехали в другую. Как руководитель делегации и как член партии я брал ответственность на себя. Если бы о нашем про­ступке стало известно, меня бы вызвали на ковер в Пер­вый отдел, то есть в отдел КГБ при Спорткомитете. Но обо­шлось.

следующая глава