ООО «Шахматы», Санкт-Петербург,
тел: +7-905-223-03-53

БУРНЫЕ СОБЫТИЯ НА ФИНИШЕ

В голландском шахматном «Бюллетене» в статье моего бывшего тренера Г. Сосонко я прочел фразу о «безукоризнен­ной эндшпильной технике симпатичного чемпиона мира». Странная фраза; я бы откор­ректировал ее, добавив к не­скольким словам частицу «не». 29-я партия. Мне удается най­ти дебютное построение, ма­лознакомое чемпиону мира. Всю партию он в защите. Партия откладывается все еще с шансами на спасение у чем­пиона. Но при доигрывании в моем цейтноте он опять сби­вается с правильного курса. 5:4!

Что случилось? Карпов, который имел колоссальный психологический, спортивный, шахматный, да и политический перевес, не сумел его исполь­зовать, стал уступать в матче позицию за позицией. Един­ственная уступка, на которую согласилась советская сторона — убрать своего психолога из пределов моей видимости — дорого обошлась чемпиону. Он утратил свои лучшие качества, и в первую очередь — тонкость психологической оценки пози­ции. Боюсь, что этот термин даже гроссмейстерам будет не очень понятен. Это не реаль­ная оценка позиции, а как бы знание того, что думает о по­зиции противник, способность понять ход его мыслей. Это значит — наполовину сокра­тить анализ возможных отве­тов противника, рассматривая лишь те, которые противник считает наиболее опасными для вас и для себя. То есть, это просто способность предви­деть, что будет делать против­ник! Этим качеством Карпов владел, как никто другой, и его-то он утратил. Налицо была и полная потеря уверен­ности в себе.

А нажим на меня и на моих йогов продолжался. Указом Кампоманеса им было запре­щено передвижение по городу. Они должны были находиться у меня на вилле, и только. Го­воря юридическим языком, все­могущий Кампоманес наложил на них «домашний арест». Меня очень злило поведение Кампо­манеса, да и всего жюри. Я на­писал письмо Лим Кок Ану, Майкл Стин вручил его пред­седателю жюри лично. Вот ку­сочек из письма: «Меня... удивляет шум, затеянный орга­низаторами вокруг присутствия членов «Ананда Марги» в тур­нирном зале. Напоминаю, что они были освобождены мини­стерством юстиции за недо­статком доказательств якобы совершенного ими преступле­ния. Странно, что Кампомане­су не пришла в голову идея удалить фрау Лееверик. Все-таки много лет назад ей дали 20 лет тюрьмы за терроризм. Она отсидела, по счастью, меньше, но никогда не была реабилитирована. Да и меня, без сомнения, считают пре­ступником в СССР. Не хотел бы Кампоманес и от меня из­бавиться?!.. Есть несколько преступников в зале, но это члены советской группы... До сих пор организаторы не пред­приняли попыток проверить наличие оружия в одежде Пищенко и его друзей...» (Пищенко — телохранитель Карпова.) Лим Кок Ан прочитал письмо и тут же вернул его Стину об­ратно. Забегая вперед, безобраз­но вел себя Лим и в Буэнос-Айресе при обсуждении итогов матча. А еще через полтора года Лим Кок Ан прислал мне в Швейцарию письмо, где изви­нялся за свое поведение.

31-я партия. Карпов играет совсем простенький дебют с целью побыстрее сделать ни­чью. Ни в начале партии, ни в середине игры у меня нет ни тени перевеса. А когда пере­шли в эндшпиль, тут чемпи­он, как всегда, был не на вы­соте. Мне удалось стеснить его позицию, и в отложенном по­ложении, казалось, чемпиону нет спасения. Велико было разочарование, когда дома мы обнаружили, что выигрыша нет, что в главном варианте единственными ходами Карпов делает ничью. Пришлось за­няться психологией. Что совет­ские могли проанализировать, а что нет? Как заставить Кар­пова работать своей головой? При доигрывании я жертвую пешку — я как бы уговариваю Карпова играть, играть на вы­игрыш! Но его не уговоришь - он играет пассивно, даже слишком пассивно. Потом он зевает важную пешку, и я вы­игрываю. 5:5!

Теперь уже Карпов взял последний тайм-аут. Ему нуж­но было привести в порядок нервную систему, заделать прорехи в своей дебютной под­готовке. Подготовить новое мощное наступление на моих помощников, а для этого дож­даться, когда уедет Эйве — единственный человек, кото­рого немножко стеснялись со­ветские. По плану, составленному мисс Баккер, Эйве поки­дал Багио в самые горячие дни матча, чтобы навести порядок в шахматной федерации Вене­суэлы — им с госпожой Баккер эти дела были важнее, чем вопрос — кто будет чемпионом мира. Правда, перед отъездом д-р Эйве вызвал для беседы Кина и фрау Лееверик и зая­вил, что если советские снова будут трогать моих помощников-йогов, он разрешает мне остановить матч — он органи­зует новый поединок с Карпо­вым. Этого я не знал...

Кое-что Карпов предпри­нял, чтобы упрочить свои фи­нансовые позиции. Искусно уклонившись от информации в прессу. В день проигрыша 31-й партии он заключил контракт с компьютерной фирмой в Гонконге — рекламировать их продукцию, шахматные компь­ютеры. По этому контракту он должен был получить, как ми­нимум, полмиллиона долларов. Кроме того, как истинный уро­женец Златоуста он застрахо­вался на случай проигрыша матча — при неблагоприятном исходе поединка Карпов не собирался возвращаться на ро­дину. Своему западногерман­скому агенту Юнгвирту он дал указание зарезервировать ему билет в Калифорнию, купить там виллу и машину. Что и было исполнено. По слухам, вилла обошлась Карпову в 180 тысяч долларов. Никогда бы эта информация не была опубликована, но однажды, в 1988-м году Карпов обратился в западногерманский суд с пре­тензией, что Юнгвирт обокрал его. И доверенное лицо советского чемпиона мира, Юнг­вирт рассказал на суде, как ему пришлось тратить деньги Кар­пова в Штатах, и агентство DPA распространило инфор­мацию по миру...

В один из этих выходных дней ко мне подошел Кампо­манес и сказал: «У нас здесь есть пансионат для сирот. У вас свободное время — сходите туда, расскажите им что-ни­будь!» Не помню, пошел ли я один или вместе со своим дру­гом Майклом Стином. Я при­шел, и вот сидят молодые ре­бята. О чем я им должен рас­сказать? Что я играю в шахма­ты, что я беглец, что мне до­велось встретиться на узкой дорожке с человеком, которо­го поддерживает огромное го­сударство - то, из которого я бежал? Вряд ли им это инте­ресно... И тут я вспомнил, что Филиппины были испанской колонией. Потом была война между Испанией и Соединен­ными Штатами, и Филиппи­ны освободились от испанско­го ига. И что дальше? Я встал на сцене и запел им по-русски мексиканскую песню:

Ну, кто в нашем крае

Чилиту не знает?

Она так умна и прекрасна!

И вспыльчива так и властна,

Что ей возражать опасно...

И утром и ночью, поет и хохочет,

Веселье горит в ней, как пламя.

И шутит она над нами,

И с нею мы шутим сами.

И когда я исполнил первый куплет, меня поддержали 400 человек - они пели эту пес­ню по-испански! Это было нечто невероятное. Вот так можно найти общий язык с людьми! Когда мы исполнили песню, я попрощался с ними. Так я на несколько минут до­ставил удовольствие детям- сиротам.

А тем временем в штабе Карпова, где, кстати, стояла телекс-машина, шел обмен телексами с Москвой. Запраши­вали, ломали голову — что де­лать, если я теперь, вот сейчас потребую отпустить мою се­мью. В моем лагере ни одной трезвой голове это в голову не пришло — все очень оптимис­тично расценивали мои шан­сы при окончании матча. А между тем был в моем лагере человек, который занимал вы­сокий пост и который очень не хотел моей победы: Кин, ко­торый ежедневно посылал те­лексы-кусочки книги о матче в Лондон, в которых он суро­во критиковал мое и фрау Лееверик поведение, Кин, кото­рый давно, как я понял - в районе 15-й партии похоронил меня, Кин, который, нарушив заключенный со мной кон­тракт, не мог рассчитывать ни на какое вознаграждение с моей стороны. И, наоборот, в случае победы Карпова он рас­считывал на вознаграждение со стороны Кампоманеса! Зафик­сировано многократное преда­тельство моих интересов Кином в последние дни матча и после его окончания. Но все логично. Виноват я - с таки­ми людьми контракты не зак­лючают!

Между прочим, после на­шего возвращения из Манилы профессор Эйве заявил, что нет никаких причин менять руководителя моей группы, то есть П. Лееверик должна оставаться на своем посту. Она не возражала, но не хотела боль­ше посещать заседания жюри, где уже не принимались во внимание никакие наши просьбы или протесты. Там ее замещал Кин. В конце матча это ее решение обернулось се­рьезной ошибкой.

День 32-й партии. С утра — экстренное заседание жюри. Зачитывается заявление Балашова-Карпова. Они волнуют­ся за свою безопасность и тре­буют удалить йогов. Иначе Карпов отказывается играть. Знал бы я об этом заявлении - как бы, думаете, я на него ответил?! Принимается реше­ние — немедленно изгнать йо­гов из Багио. За исполнением этого решения должен просле­дить сам Кин. Будь он моим подлинным представителем, сразу по принятии жюри это­го решения он должен был провозгласить матч окончен­ным, согласно распоряжению доктора Эйве. Но такое заяв­ление, как мы уже знаем, было не в финансовых интересах Кина... Зато исполнительный Кин примчался на виллу, где он редко бывал, чтобы лично проследить, как будут выгонять йогов. Готовится злодейский, вероломный акт. При живей­шем участии моего самозван­ного руководителя группы. Учитываются все детали: если фрау Лееверик вовремя по­явится на игре - она увидит, что творится, и потребует пре­кратить игру, прекратить матч. Простодушному Якову Мурею дано задание — запретить Пет­ре Лееверик первые два часа присутствовать на игре. Он послушно исполняет приказ...

Я приезжаю на игру. Меня встречает строй советских - все тут. В глазах скрытое торжество, злорадство. Мне не­вдомек, что происходит. Начи­нается игра. В четвертом ряду сидит Зухарь. Я его не вижу, я только чувствую, что Карпов заиграл опять, как в начале матча — задница кентавра об­рела снова голову! Кин спро­сил Батуринского, что произошло? Почему Зухарь опять впереди? А тот ответил: «Это было джентльменское согла­шение. Оно обязательно толь­ко для джентльменов!» Проку­рор в отставке очень гордился своей шуткой. А на самом деле это ведь не острота. Англий­ское слово «gentleman» лучше всего перевести на русский как «порядочный человек». Мало было порядочных людей в Со­ветском Союзе, а в рядах со­ветского десанта на Филиппи­ны - совсем никого. Интерес­но, как обстоят дела с наличи­ем порядочных людей у на­следников СССР, в его оскол­ках... Стин сказал Кину, что тот должен остановить игру. Кин ответил идиотской фра­зой, что это выведет меня из равновесия. Фрау Лееверик потребовала, чтобы Кин по­слал телеграмму доктору Эйве, но Кин уклонился и от этого. Не правда ли, Кин вел себя очень последовательно и ло­гично!? Телеграмма была по­слана Стином через три часа после начала партии...

Сама партия развивалась тоже довольно странно. В де­бюте я применил новинку. Но Карпов на нее не отреагиро­вал — он немедленно ответил, и совсем не так, как я ожидал. Помню, меня сразу кольнуло — кто-то меня предал! Партия развивалась с преимуществом у Карпова и была отложена в безрадостной для меня пози­ции. Я не собирался доигры­вать партию, но не спешил сда­ваться. Зато поспешил Кин. В девять утра он позвонил судье Филипу и без моего ведома сообщил, что я сдаю партию.

Я отказался придти на зак­рытие. Я обратился в между­народный суд справедливости в Гааге с требованием отменить результат матча на основании невыполнения советскими подписанных ими соглашений. На следующий день после зак­рытия Кин привез мне чек от Кампоманеса. Привез и оста­вил; не хватило у Кина силы воли встретить меня лицом к лицу. А на чеке было написа­но: «Разрешается получить деньги только в случае, если Корчной признает матч закон­чившимся»,

А если вдуматься — ведь этой надписью Кампоманес признал себя виноватым!

Еще несколько строчек о «сэре Кине», распределителе звания чемпиона мира по шахматам. Во время обсуждения в Буэнос-Айресе итогов матча Кин выступил с сообщением, что матч был проведен Кампо­манесом на высшем уровне. Также было зачитано письмо, якобы написанное Кином спонсору матча г-ну Иллюзо­рно, где он утверждал, что во время 32-й партии мне ничего не было известно о нарушении советскими джентльменского соглашения. В своей предатель­ской деятельности Кин был просто незаменим! И Кампома­нес высоко оценил услуги Кина — он одарил Кина 20 тысячами швейцарских франков. Но Кин продолжал оказывать услуги филиппинскому магнату. На обсуждении результатов матча на бюро ФИДЕ в Граце в фев­рале 1979 года Кин снова выс­тупил с горячим одобрением деятельности Кампоманеса во время матча. Нельзя отказать в логике поведения английскому гроссмейстеру. Он занял пози­цию, мне абсолютно враждеб­ную. И логика привела его, на­конец, в СССР. Как явствует из документов ЦК КПСС, вы­купленных мною из канцеля­рии высшего органа власти почившего в базе СССР в 1994 году, накануне матча 1981 года в Мерано сэр Кин готовил Кар­пова в Москве...

В годы, когда Каспаров только что стал чемпионом мира, мы с ним были в очень хороших отношениях. И он неоднократно намекал мне, что мне бы следовало поми­риться с его другом Кином. Понятно — молодежь слабо разбирается в людях. Не желая перечить юному чемпиону, я только ухмылялся. Но поду­мать только! Беспринципный англичанин сумел втереться в доверие по очереди - к Корч­ному, Карпову, Каспарову! - людям разной нервной систе­мы, жизненного опыта, поли­тических взглядов. Подобное искусство вряд ли заслужива­ет подражания, но восхищения — бесспорно!

следующая глава

ООО «Шахматы»

Санкт-Петербург

время работы с 10-00 до 19-00

тел. 983-03-53 или 8-905-223-03-53

 SKYPE - Piterchess

 ICQ - 229-861-097

 VIBER: +79052230353

 info@64ab.ru