МАТЧ В МЕРАНЕ

Я не написал книгу о матче 1981 года в Меране. Накануне поединка рейтинг у Карпова и меня был примерно одинаков: у него 2705, у меня 2695. Каза­лось, предстоит серьезная борь­ба. Но этого не случилось. Я явно недооценил силы, воз­можности могучего Советского Союза и его шахматных дру­жин. Глядя со всех возможных углов зрения, матч стал для меня полной катастрофой. А на шахматной доске это было фор­менное избиение. Я проиграл матч со счетом +2 -6 при 10-ти ничьих.

Довольно слабый результат, но я, субъективно, оценивал его как прекрасное спортивное достижение. Ибо давление Карпова в матче от начала и до конца было подавляющим, ибо каждые пол-очка я выры­вал в страшной борьбе, чуть ли не зубами. Я не написал кни­ги об этом матче, а зря. Совет­ские предпочли не вспоминать о нем. Видимо, им самим было неудобно вспоминать, что они там творили, какими махина­циями обеспечили победу Карпову. То, что было в Багио три года назад — мелкая стычка, репетиция — не очень удачная — настоящей войны. Которая произошла на итальянской земле...

Карпов привез с собой из Москвы 43 человека. Позже к нему прибыли еще люди из посольства в Риме. Всего в войске Карпова оказалось око­ло 70-ти человек. Как в армии Суворова, каждый солдат знал свой маневр. Чем занимался сосед, ему, солдату, было неизвестно. Полную картину о происходящем на поле сраже­ния имели только три человека: полководец, «черный пол­ковник» юстиции Батуринский, скромный потребитель продукции семидесятиголовой гидры Карпов и пресс-атташе советского лагеря Рошаль.

Соблюдалась, как я уже сказал, полная секретность. Советские привезли с собой три контейнера груза. Четыре часа они ожидали в миланском аэропорту разрешения пропустить груз без досмотра и до­бились своего. На вопросы, что в контейнерах, отбивались шутками: Карпов, мол, любит читать. Груз был помещен на даче, которую организаторы предоставили Карпову.

Дача чемпиона охранялась полицией. Ни один иностра­нец туда не был допущен. Во время матча в Меран приехала группа советских туристов. Ни одна советская женщина, не исключая жену Карпова, не смогла посетить дачу. Как только окончилась последняя партия, в тот же вечер пришли грузовики и под покровом тем­ноты увезли оборудование. Если позволительно делать до­гадки — это было, действитель­но, сверхсекретное оборудова­ние, часть из того, что Советс­кий Союз готовил к войне про­тив остального мира.

Круговая порука, докумен­ты в КГБ с грифом «хранить вечно», то есть ни за что не публиковать тайны. Прошло 24 года. Батуринский умер, не проронив ни слова. Когда разговариваешь с Рошалем, скла­дывается впечатление, что он лучше примет ампулу с ядом, чем что-нибудь расскажет. Придется рассказать мне. Кое-что, мною замеченное. От фак­тов достоверных до других, близких к гипотезам.

Карпов за доской — не джентльмен; точнее, «и за дос­кой». Улучив момент, когда судья не смотрит на него, этот шкодливый школьник старает­ся воздействовать на своего противника любыми нешах­матными средствами. У нас были дорогие подвижные крес­ла. Когда наступала моя оче­редь хода, Карпов зачастую начинал крутиться в кресле, сидя за столом. Однажды в се­редине матча я не выдержал и сказал ему: «Гаденыш, не кру­ти стул!» Гаденыш — это клич­ка, данная ему в детстве его сверстниками-шахматистами. Какой тут поднялся шум! Пос­ле партии собралось жюри — судить меня. Фигурировали два документа: заявление Карпова — конечно, о том, что я мешал ему думать за доской; и запись разговора, сделанная советски­ми. Значит, как только я от­крыл рот, сидящие в первом ряду советские включили маг­нитофон и записали разговор. А все-таки, как это произош­ло технически? Я открыл рот, а они включили?! Неправдопо­добно. На самом деле, на про­тяжении пяти часов игры каж­дый день они сидели в первом ряду с высокочувствительной аппаратурой, записывая мое физическое состояние - пульс и давление крови в зависимо­сти от положения на доске, в зависимости от силы ходов Карпова. Неплохое подспорье для подготовки к очередной партии...

Конечно, это следовало пресечь, выгнать советских с первых рядов. Но не с моими правами беженца, не с опытом этого адвоката из провинци­ального городишки Гларуса. Само политическое сознание этого человека — левого социалиста противоречило духу борьбы в этом матче: совет­ские, с их колоссальным чис­ленным и техническим превосходством, были намерены сло­мить меня раз и навсегда, а мой шеф и не думал бороться про­тив них, он был обеспокоен лишь возможностью улучшить взаимоотношения с милыми советскими людьми... Как я играл, что мне мешало — его это ничуть не интересовало. Ни разу за время матча он не пришел побеседовать со мной по душам. Помнится, я проиг­рал 4-ю партию, а он подошел к Петре и предложил ей вечерком пойти потанцевать. К огорчению руководителя деле­гации, идея похода на танцы была отвергнута партнером... Газета «Советский Спорт» от 12.11.1981 со ссылкой на праж­скую «Руде право» сообщает: «Адвокат, защищавший свое­го клиента, с течением време­ни, когда лучше узнал Карпо­ва, начал менять мнение. “Против кого и с какими аргументами я должен защищать Корчного?” — заявил он на одной из встреч с журналиста­ми». Очевидно, член судейской коллегии гроссмейстер Мирос­лав Филип снабдил «Руде пра­во» этой информацией.

Когда-то, за пару лет до Мерана адвокат из Гларуса вызвался помогать мне бес­платно. Заявление это было позабыто. И он не гнушался урвать, где только мог. В кон­тракте с организаторами было записано, что оба участника обеспечиваются на время мат­ча дачами. Карпову ее предос­тавили, а я на получении дачи не настаивал. Вместо нее организаторы должны были бы предложить (в качестве неус­тойки) денежную компенсацию. Я этих денег никогда не увидел...

Признаться, у меня не было претензий к моему шефу во время предыдущих матчей. Но здесь его будто подменили. Он просто мечтал быть принятым в советские ряды, стать для них родным! Забегая вперед, отме­чу, что его старания увенчались успехом. Не прошло и трех лет после окончания матча, как он подружился с Карповым. Спу­стя еще несколько лет Бродбек стал финансовым и юри­дическим представителем Кар­пова в Западной Европе. Ну, а Карпов, не сыграв ни одной партии во внутренних швей­царских соревнованиях, с по­дачи своего швейцарского дру­га попал в список сильнейших швейцарских шахматистов!

Как это случилось техни­чески? По-видимому, их прия­тельские отношения стали завязываться во время матча. Не случайно адвокат оказался единственным из моей группы, кто пришел на церемонию зак­рытия матча в Меране. А в 1984 году, когда у Карпова возник­ли проблемы с его миллионом, заработанным по контракту в Гонконге, и ему потребовалась юридическая консультация по финансовым вопросам в За­падной Европе, он разыскал милого швейцарца, и тесные отношения были установлены.

Я с удовольствием читаю книги по психологии, но ни­когда не поднимался до уров­ня профессионального психо­лога. Все же попробую разоб­раться в образе мышления 12- го чемпиона мира. В Совет­ском Союзе и, конечно, в Рос­сии — огромная разница в об­разе, да и в уровне жизни меж­ду крупными городами и про­винциальным миром — селами и мелкими городами. Проис­ходит миграция: население бе­жит из тьму-таракани в Моск­ву, Петербург, Нижний Нов­город... Родившийся на Юж­ном Урале в городишке Злато­уст Анатолий Карпов переехал затем вместе с семьей в распо­ложенную недалеко от Моск­вы Тулу, потом в Москву, Ле­нинград и снова, на этот раз насовсем, в Москву. Однако навсегда, на всю жизнь он со­хранил комплекс неполноцен­ности маленького мальчика из провинции, попавшего в круп­ный культурный центр. Комп­лекс этот подстегивал юношу добиваться успехов за шахмат­ной доской, расширять свою коллекцию почтовых марок, зарабатывать больше денег. Но ни звание чемпиона мира, ни миллионы накопленных долла­ров — ничто не помогло Кар­пову избавиться от мучитель­ного комплекса, приобретен­ного в детские годы. Как след­ствие: вероятно, когда он впер­вые увидел меня, я произвел на него сильное впечатление, и он начал подражать мне. В большом и малом. Мое окру­жение, мои люди тоже произ­вели на него впечатление. Я оказался для него не только образцом для подражания, но и главным врагом — тем, с кем в первую очередь предстояло бороться.

Чтобы лишить меня силы, следовало убрать людей, помо­гавших мне. Карпов стал переманивать их на свою сторо­ну. Это превратилось у Карпо­ва в привычку — началось Фур­маном, а закончилось Бродбеком. А между делом... посмот­рим. Рассказывая о матче в Багио, я упомянул о получен­ном мною письме вместе с флагом из американского шта­та Техас. Не прошло и трех лет после публикации моей кни­ги, где я рассказал об этом эпизоде, как и у Карпова появи­лись связи со штатом Техас (а не с каким-либо другим из пя­тидесяти американских штатов!) Я выпустил книгу «Шах­маты — моя жизнь»; не прошло и года, как Карпов выпу­стил книгу с таким же назва­нием. Карпов подсмотрел, что Петра водит машину «Ауди», и купил себе такую же. Мой серый глянцевый костюм произвелна Карпова впечатление - он купил себе такой же! Ну, и совсем недавно, в 2002 году в университете в Молдавии мне присвоили звание почет­ного доктора. Такого Карпов стерпеть не мог: не прошло и года, как ему удалось заполу­чить звание почетного профессора в петербургском уни­верситете!

Помните, Ботвинник напи­сал: «Карпов бесплоден, как стерилизованная самка». А вам, читатель, никогда не ста­вили пиявки?

...Но я отвлекся от расска­за о заседании жюри во время матча в Мерано. Оно, как и полагалось, сурово осудило меня за нарушение этики и присудило меня в случае повторного нарушения к 12 000 швейцарских франков штрафа.

У меня, вообще, нормаль­ные глаза. До шестидесятилет­него возраста, за редким исключением, никогда не боле­ли. Ношу очки, но могу читать и без них. Во время матча в Районе 5-й партии меня уви­дел мой болельщик, врач из Белграда, и ужаснулся: «Что с вашими глазами?!» Я не при­дал тогда этому разговору се­рьезного значения. Сразу пос­ле окончания матча, еще не ус­пели отъехать грузовики с дья­вольским грузом, я почувство­вал сильнейшую резь в глазах. По-видимому, во время матча я был подвержен облучению, а тут произошла смена режи­ма. Обвинение в облучении уже появлялось в прессе. Со­ветские ничего не ответили. Очевидно — нечего...

У Карпова было четыре тре­нера: Зайцев, Таль, Васюков и Балашов. Еще Полугаевский в качестве корреспондента «Со­ветского спорта» писал про меня всякие гадости, хотя находился в самом центре верте­па, знал, как все происходило на самом деле. Также он про­славился тем, что разработал новинку, с помощью которой Карпов выиграл последнюю партию матча. Имел ли право, с точки зрения этики, этот трусливый Лев работать с Кар­повым? Глупый вопрос. Дале­ко не все советские понимали, что значит слово «этика».

Итак, у Карпова было че­тыре официальных тренера. Перед началом матча Карпов настоял, чтобы существовала телефонная связь между дачей и залом для игры. Каждый день на игре присутствовали толь­ко два тренера. Другие два ос­тавались на даче. Каждый ход немедленно передавался туда по телефоном. Никаких объяс­нений советские никогда не дали. Подозреваю, что под пышной шевелюрой советско­го чемпиона мира прятались наушники. Было замечено, что Карпов неуверенно играет в дебюте и часто устает к концу партии. Тренеры анализирова­ли позицию и сообщали ему свое мнение на протяжении всей партии, а Карпов мог по желанию включать и выклю­чать наушники.

А однажды со мной произо­шел такой случай. В комнатах участников были установлены мониторы, где было видно те­чение партии. На мониторе я увидел ход, сделанный Карповым. Я посмотрел на сцену. Карпов все еще думал над хо­дом. Он сделал этот самый ход через несколько минут. Вот это технический прогресс! Напом­ню, что до появления шахмат­ных компьютеров в Западной Европе оставалось еще лет пять...

Батальон Карпова и мои люди жили в разных отелях. Мой пресс-атташе Эдуард Штейн рассказал российскому журналу такой случай. Он по­шел по делам, забыл что-то, вернулся. «Войдя в номер (он был почему-то открыт), я уви­дел троих мужчин и заметил, что все мои бумаги приведены в страшный беспорядок... Не успел я пошевелиться, как один из “бойцов” чем-то прыс­нул из баллончика мне в глаза — и меня не стало. Очнулся... минут через 15, лежа на посте­ли... глаза застлало пеленой... померили давление — оказалось 210 на 110». Думаю, что комнаты наши прослушива­лись советскими. Они зашли сменить жучки, заодно поко­пались в бумагах Штейна и попутно решили повлиять на его здоровье.

Теперь следовало бы зая­вить решительный протест, по­требовать создать комиссию для выяснения обстоятельств, потребовать удалить часть со­ветских из Мерана! Ничего подобного — мой юрист без всякого шума перевел Штейна в другую комнату...

У меня нет ни малейшего желания чернить себя в своей автобиографии, но мне кажет­ся, читателю было бы интерес­но узнать, как советская прес­са рассказывала о матче. 

В заключение — о вещах, которые до сих пор не призна­ны до конца так называемым здравомыслящим миром. Изве­стно, что под Москвой был секретный институт парапсихологии. Известно, что он ра­ботал «на оборону». Известно, впрочем, что накануне Багио в коридоре института висел плакат: «Поможем Карпову сохранить звание чемпиона!»

По моим сведениям, однако, поддержка Карпову с этой сто­роны была слабой, на уровне любительской. По сравнению с тем, что было в Меране. Там находилась целая группа пара­психологов во главе с ленин­градским профессором Каба­новым. Я разговаривал с неко­торыми членами своей немно­гочисленной группы из 9 че­ловек, не считая появившихся вскоре после начала матча йо­гов. (Как и 3 года назад, я их не приглашал, они приехали по собственной инициативе.) Не­которые из опрошенных мною помощников сказали, что они находились под странным пси­хологическим прессом. Если это правда, то очевидно, что под прессом находился и я. Больше о парапсихологическом влиянии в Меране я не знаю ничего. Но с годами я узнал, что сильнейшие игроки СССР все чаще стали нанимать парапсихологов для помощи во время важнейших соревнований. Нет, не зря советские де­лали вид и продолжают делать вид и поныне, что этого матча не было!

Еще немного о матче, вок­руг матча... Моя невоенизиро­ванная охрана оказалась не очень дружной. Как, впрочем, бывает всегда, когда босс тер­пит поражение. На матче было немало гостей, в том числе из­вестный автор мюзиклов Тим Райс и талантливая актриса Эллен Пейдж. Матч произвел сильное впечатление на Рай­са. Он написал сценарий мюзикла «Чесс». Музыку сочини­ла «АББА». Эллен Пейдж иг­рала одну из главных ролей. Не было сомнения, что главный персонаж мюзикла списан с меня. Мюзикл был принят публикой с восторгом и года­ми не сходил со сцены одного их главных театров Лондона. Во время проходившего там в 1986 году матча Карпов — Кас­паров членам обеих делегаций было запрещено смотреть этот мюзикл. Я, наоборот, несколь­ко раз посмотрел это представ­ление. У мюзикла был шахмат­ный консультант, международ­ный мастер Вильям Хартстон. Однажды он спросил меня, понравилось ли мне представ­ление. «Неплохо, - сказал я, — но неприятно, что во вто­ром акте чуть ли не все дей­ствующие лица объединились в заговоре против главного ге­роя». «А что, - ответил Харт­стон, — разве в реальности было по-другому?!» И я про­молчал...

следующая глава