Закон Ньютона.

Вылет задерживался, хотя небо над Шереметьевским аэродромом было чистое. Справочное бюро отвечало уклончиво не то на трассе плохая погода, не то Копенгаген не принимает. Сколько ждать — неизвестно, может, час, а может, всю ночь. Так или иначе, но мы решили, что провожающим сидеть в аэропорту дальше бессмысленно, и уговорили жен отправиться домой. Сами же устроились в удобном ресторанчике, заказали по рюмке коньяку и кофе, чтобы не заснуть

Со мной было трос, кинорежиссер, известный не только ярким талантом, но и умением произносить зажигательные речи, прославленный ученый, чьи книги по механике можно видеть и на полках заводских библиотек и в руках студентов; опытный журналист, чуть ли не каждую неделю помещавший в газетах обзорные статьи

Тот факт, что вместе собрались люди разных профессии, объяснялся просто, мы летели в соседнюю страну как делегация миссии доброй воли.

Все мы были примерно одного возраста. По этой причине, а возможно, оттого, что совсем недавно расстались с семьями, разговор наш вскоре коснулся извечной темы — взаимоотношении отцов и детей. Так как в беседе участвовали одни отцы, оценки наши имели характер односторонний. Было высказано немало претензий в адрес современной молодежи.

На защиту молодых неожиданно встал режиссер.

Меня всегда интересовало одно обстоятельство, — заметил он. — Толкуют об этой жгучей проблеме только отцы. А дети предпочитают молча выслушивать нарекания взрослых. Они отмалчиваются и, поступают по-своему. Может, и нам следует поменьше говорить на эту тему?

А что ж тут удивительного? — возразил ему журналист. — Дети спокойны за судьбу родителей, им волноваться нечего; но мы-то обязаны оберегать своих птенцов — эту миссию возложила на нас сама природа! А что касается того, что они, дети, не слушают нас, это совершенно понятно. Каждый возраст имеет свои особенности: у них свои мысли, свои устремления, совсем непохожие на наши.

 Верно, очень верно — с жаром поддержал режиссер — Порой просто удивляешься, как меняется человек с возрастом! Совсем другими становятся его вкусы, привязанности. Лет в шестнадцать я прочитал «Записки Пиквикского клуба». Хохотал до слез над каждой страницей, над каждой фразой. Через двадцать лет вновь перечитал роман и смеялся уже не так много. На днях я решил в третий раз перечитать «Записки», и можете себе представить, когда я закрыл последнюю страницу, то поймал себя на мысли — я ни разу даже не улыбнулся!

В таком случае у меня есть деловое предложение, — как школьник поднял руку журналист. — Когда вы принимаете ваши кинокомедии, составляйте комиссии из людей не старше двадцати лет. Успех обеспечен!

В этом есть смысл. Только нужно, конечно, добавить и людей с опытом; иначе кто же сможет оценить мастерство, идею картины... А что вы скажете по этому вопросу? — обратился режиссер к ученому. — Что-то вы все отмалчиваетесь, Николай Петрович. Уж не запуганы ли вы своими детьми?

Ученый развел руками и улыбнулся.

Я придерживаюсь такого принципа: в любом творческом коллективе нужно использовать и мудрость опыта и энергию, смелость и фантазию молодости, — сказал он. — Когда мне приходится создавать конструкторские группы или отряды для научных исследований, я стараюсь соединять в них и опытных и молодых специалистов. Молодости свойственны безудержность, буйство, она смело бросает вызов рутине н закоренелости, а это, как известно, злейшие враги творчества в любой области, будь то техника, литература или живопись. Если умело использовать революционные порывы молодости, можно добиться большого успеха.

Николай Петрович говорил плавно, спокойно и убедительно — сказывался опыт лекционной работы. Мы не перебивали его.

В течение всей моей жизни приходилось мне встречать всяких новаторов, изобретателей, но самые смелые, самые неожиданные идеи высказывали обычно совсем еще зеленые юнцы — им терять нечего. Вот и дерзают, смело предлагают идеи, высказывают мысли, кажется, совсем не-вероятные. Задача старших разобраться в этих предложениях, выбрать то, что сообразуется с законами, опытом и практикой.

Николай Петрович допил кофе и, видимо, что-то вспомнив, усмехнулся.

Самый большой выдумщик, который встретился в моей жизни, был мой товарищ по студенческой скамье Арнольд Боярский Чего только он не выдумывал. Каких только сумасбродных идей не рождалось в его голове' Если не возражаете, я расскажу вам о нем, только, может, мы пойдем подышим воздухом?

Мы вышли из ресторана и устроились на удобных скамьях у самого летного поля. Мимо нас изредка проходили служащие аэропорта, летчики, но они не мешали нашей тихой беседе.

Учился я в Тульском механическом институте, — стал рассказывать Николай Петрович. — Его только что организовали на базе оружейного завода. Время было напряженное, интересное — начало тридцатых годов. В высшие учебные заведения были призваны рабочие от стайка, так называемые парт-  и профтысячники. Были, однако, в институте и совсем молодые, пришедшие прямо со школьной скамьи. Среди них особенно отличалась наша дружная тройка: Арнольд, Сережа Колоколов и я.

Студенчество — пора безденежья, это всем известно Проблема добычи рубля стояла и перед нами. Вот тут-то и оказывал нам неоценимую помощь Боярский. Сколько дров мы перекололи, сколько шлака вывезли из котельных! И всегда работу находил нам Боярский, на это у него был природный нюх!

Особенно запомнился одни случай. Вы извините, но я расскажу его со всеми подробностями До сей поры помню мельчайшие детали этого события.

Мы радостно согласились.

Июньским погожим днем, — продолжал Николай Петрович, — собрались мы после лекции и в который уж раз пересчитали наши жалкие гроши

Что такое закон Ньютона? — озадачил нас Арнольд.

Вопрос Боярского показался странным. Уж нам-то хорошо известны его «познания» в теоретической механике. Сколько труда мы потратили, изыскивая способ выручить Арнольда, когда он, беспомощный и молчаливый, топтался у доски под испытующими взглядами преподавателя теоретической механики.

Так я вас спрашиваю: что такое, по-вашему, закон Ньютона? — повторил Арнольд и, не дождавшись ответа, продолжал: — Вы скажете — всемирное тяготение, масса на квадрат расстояния. А для меня это пример наблюдательности, острого глаза и смелых выводов. Увидел Ньютон, как падает с дерева яблоко, и раз тебе — закон!

Мы с Сергеем не перебивали его. Опыт наш говорил: рождается новая идея, которая должна принести нам столь желанный заработок. И действительно, Арнольд вскоре перешел, так сказать, на практические рельсы, хотя еще долго не раскрывал сущности своей выдумки.

Вот вы мне говорили, что хорошо знаете окрестности Тулы, часто бывали в районе Косой горы, Засеки. И что вы там увидели?

Травку... грибочки, — вспомнил Сергей, и это вызвало возмущение Арнольда.

Грибочки! — закричал он. — Противно слушать! Гроша ломаного в кармане нет, а он... грибочки!

Лицо Боярского разгорелось, глаза сверкали, пышные пряди черных волос падали на узкий лоб. Он вскочил со стола, на котором только что сидел верхом, и, низкорослый, коренастый, стал бегать по кабинету теоретической механики.

Подумать только: люди голодают, когда вокруг разбросаны рубли: вот мы, берите нас! Новенькие, хрустящие! Где уж вам! Отсталые бараны! Может быть, вы все-таки пошевелите своими высокоразвитыми мозгами, вспомните, что видели в поселках?

Красивый пруд, речушку, — вспоминал Сергей.

А еще?

Домики, сарайчики...

Сам ты... сарайчик! — взорвался Арнольд.— Да будь у вас хоть малейшая наблюдательность, вы бы заметили, что во всех этих поселках имеются трубы. — Арнольд сделал паузу. — Поняли?.. Трубы! Огромные, кирпичные и... никому не нужные. Будь вы повнимательнее, вы бы сразу заметили, что дым-то из этих труб не идет А это значит, что они не используются!

Неправда, из выкинской идет дым! — воскликнул Сергей. — Я сам видел.

Браво! Молодец! — похвалил Арнольд — Там делают кирпичи, завод еще работает. А вот в Редькине нет. Многие годы стоит без действия

Близился кульминационный момент:              вот-вот Арнольд

раскроет нам свою очередную гениальную выдумку. Но он не спешил.

 Наш народ тяготеет к эстетике, культуре быта, так сказать, — тоном лектора продолжал Боярский — В любом самом захолустном уголке создаются удобства А труба что?.. Помеха. Да и опасна — вдруг завалится? Пользы никакой, а вред есть. Вроде тебе аппендикса, отростка слепой кишки. Поселковые власти ума не приложат, как избавиться от этого ненужного сооружения, а тут явимся мы и поможем. Я придумал, как это сделать — просто н быстро. Вас приглашаю в помощники - по полсотни за одно воскресенье.

А не попадет? — осведомился осторожный Серега.

Риск равен нулю- все рассчитано. Работать будет Ньютон, наше дело получать рубли

Больше в этот день Арнольд нам ничего не сказал. Да мы и сами его не расспрашивали. Опыт говорил нам — бесполезно. Мы послушно выразили свое согласие, да и как было не согласиться: полсотни в день, когда твоя стипендия сто пятьдесят в месяц?

В четверг, когда было мало лекций, мы отправились на трамвае до Косой горы, а оттуда пешком в Редькино. Мы надели наши лучшие костюмы, прихватили с собой портфели. «Чтобы выглядели как комиссия, — приказал Арнольд. — Для авантажности». После получасовой прогулки под клонящимся к горизонту, но довольно жарким солнцем мы дошли до Редькина. Еще из-за косогора мы увидели светло-красную трубу, не подозревавшую об уготовленной ей гибели. Показались и бараки, живописно раскинувшиеся на берегах извилистой речушки.

Арнольд оставил нас у подножия огромной трубы и пошел в поселковый Совет.

Задрав голову, я глядел вверх, в небо, где в нагретом солнцем, дрожащем воздухе качалась ее верхушка. Каким жалким пигмеем казался я сам себе рядом с этой огненно- красной трубой! Что придумал Арнольд, как можно осилить это чудовище?! Сомнение промелькнуло, но тут же и исчезло.

Знакомьтесь: мои помощники из механического института — прервал раздумья голос Арнольда.

Рядом с ним стоял приземистый человек лет пятидесяти и другой, совсем еще молодой, недавно демобилизовавшийся из армии. Руки его вылезали из гимнастерки, и всем своим видом он напоминал михалковского «дядю Степу». Оба пытливо, но с заметным подозрением рассматривали нашу одежду, портфели. Но «авантажность», видимо, удовлетворила бдительных стражей поселкового порядка, и они продолжили разговор, начатый с Арнольдом.

И как она ляжет? — спросил низкорослый, по виду председатель поселкового Совета.

Вот в этом направлении, — показал Арнольд вдоль пустыря, окружавшего трубу.

А ничего не заденет? — бросил сомнительный взгляд на Арнольда председатель. — Рядом ведь барак, люди живут.

Товарищ председатель! — обиделся Арнольд. — Мы же из механического института! Все рассчитано.

Арнольд вынул из портфеля сложенный вчетверо лист ватманской бумаги, на которой разными карандашами бы¬ли вычерчены различные моменты предстоящего падения трубы. И как финал — момент ее вечного успокоения как раз по средней линии поляны.

Чертеж утвердил веру председателя в успех предстоящей операции, и он глядел на нас уже более дружелюбно — компания надежная, работает солидно.

Однако длинный его помощник все еще сомневался.

Не уместится, — высказал он опасение.

Высота трубы сорок метров, длина поляны — семьдесят, — стал убеждать Арнольд. — Запас большой.

А поперек? — не унимался «дядя Степа».

У Арнольда и на это имелся готовый ответ:

Поперек двадцать метров. Хватит с запасом

Это если она ляжет точно посредине, — заметил помощник.

Что за вопрос: конечно, посредине! — обиделся Арнольд — Как раз по осевой! — В своем возмущении он был просто великолепен. — Приземлится мягко и аккуратно. Уложим, как мать кладет в колыбель грудного младенца!

Лицо Арнольда осветила такая улыбка, что даже длинный помощник замолчал.

Дело чуть не испортил сам председатель.

А может, постоит еще, чего спешить?

Как можно жить под угрозой такой опасности?! — развел руками Арнольд. — Вы только посмотрите: трещины, коррозия. Вот-вот предел текучести материала будет превзойден и тогда, страшная катастрофа. Как, по-вашему? — обратился он к нам.

Мы с Сергеем переглянулись: у кирпича нет предела текучести. Однако момент был критический, тут не до проверки знаний сопротивления материалов, и мы поспешили на помощь своему вожаку. Обойдя дважды вокруг трубы, мы показали председателю царапины и трещины в кирпичах и сокрушенно покачали головами.

Ответственность за возможную катастрофу ускорила согласие председателя.

И как вы будете это делать? — спросил он Арнольда.

Тот презрительно улыбнулся.

Секрет изобретателя!

А сколько это будет стоить? — спросил долговязый помощник.

Я уже сказал товарищу председателю: двести рублей.

Помощник выразительно посмотрел на председателя: сумма мизерная. С них уже запросили за снос труб боль¬ше тысячи. А тут, видно, студенческий тариф.

А кирпичи останутся целы.

При ударе о землю труба развалится, кирпичик ляжет к кирпичику, — заверил Арнольд — Сработает сила земного притяжения.

Расколются — настаивал на своем председатель.

Ни в коем разе. Какая земля! — Арнольд с трудом отщипнул кусочек глины. — Перина.

Порядочно будет кирпичей, — задумчиво сказал председатель, и это вызвало новый взрыв энергии Арнольда.

Он обернулся к Сергею, кивком показывая на чертеж

Сергей стал что-то писать на бумаге, бормоча: «Пи, дэ квадрат, деленное на четыре... Дэ большое квадрат минус дэ малое, на пи...»

Двадцать пять тысяч! — крикнул Арнольд, так и не дождавшись конца расчета.

Здорово! Можно клуб построить, — обрадовался председатель. — Но их нужно будет собирать.

Можно и собрать, — живо приветствовал Арнольд увеличение фронта работы. — Только, простите, за отдельную плату.

Бес экономии не выпускал председателя из своих цепких когтей.

Зачем? Собрать-то мы сами сможем.

Это прозвучало как завершение сделки.

Мы условились провести операцию в ближайшее воскресенье. При расставании Арнольд попросил аванс на закупку инструментов и материалов, но председатель дать деньги категорически отказался.

Хотя бы пятерочку — на трамвайные расходы, — взмолился Арнольд.

Председатель с сомнением посмотрел в его честные серые глаза, но пятерку выдал.

Перед роковым днем, в субботу, мы плотно поужинали и даже выпили по рюмочке вина за успех. Расходы несла буфетчица общежития, поверив нашим клятвенным обещаниям заплатить за все завтра вечером.

Непривычно сытым, я бросился на койку в общежитии н моментально уснул. Ночью меня мучили кошмары. Огромная огненно-красная труба валилась на меня и душила своей тяжестью; потом сорокаметровое  чудище мягко ложилось рядом со мной на полянку, устланную пухом. Совсем уже под утро я увидел гигантскую трубу, завернутую в пеленки и уложенную в колыбель чудовищных размеров.

Наутро мы отправились в Редькнио.

Кондукторша пыталась высадить нас из трамвая: столь противен был запах, доносившийся из рюкзака Арнольда. Шарахались пассажиры и от ведра, завернутого в тряпки, которое держал Сергей.

Солнце не успело еще раскалиться, когда мы приступили к выполнению задуманной Арнольдом операции.

Председатель приказал жителям барака уйти из дома, хотя Арнольд просил его не делать этого и не нарушать обычной жизни поселка. Потревоженные женщины, оторванные от своих забот, расселись с детьми на бугорке, прихватив с собой все ценное, что успели. К ним присоединились любопытные, которые сопровождали каждое наше действие едкими замечаниями.

Арнольд вынул из рюкзака канат и, слазив на верхушку трубы по железной лестнице, вделанной в кирпичную кладку, привязал конец каната. Затем он вынул множество деревянных брусочков размером с кирпич и пропитанных не то смолой, не то какой-то другой горючей смесью. Очертив мелом на трубе полукруг, он принялся выбивать кирпичи, ударяя молотком по огромному зубилу. Выколотит кирпич и сразу заменяет его деревянным. Так, кирпич за кирпичом, во всю длину полукруга.

Чем выше росла куча кирпичных осколков у основания трубы, тем молчаливей и сосредоточенней становился Арнольд.

Мы начали догадываться о гениальном изобретении Арнольда лишь тогда, когда, заменив во всем полукруге кирпич на дерево, он принялся разводить костер. Просмоленная пакля, проложенная между кирпичами, быстро взялась, и вскоре языки пламени поползли вверх по конусной поверхности трубы. Арнольд метался от одного конца затеянного им пожара к другому; вымазанный в смоле, взлохмаченный и потный, он походил на Вельзевула, раздувающего костер для грешников в своем подземном царстве.

Так прошло минут двадцать. Огонь обжег деревянные кирпичи, и они уже перестали надежно держать трубу. В этот момент Арнольд отдал команду;

— Тяните! — и указал на конец каната

Преодолевая страх, мы с Сергеем робко дернули за канат, больше думая не о том, чтобы свалить трубу, а о направлении собственного отступления. Наше слабое усилие не подействовало, и труба продолжала стоять на месте. Арнольд бросился добавлять горючего в костер, а мы с Сергеем должны были выслушивать самые невероятные предложения, доносившиеся из толпы любопытных зрителей: один кричал, что нужно использовать трактор, другой предлагал быка.

Новая попытка свалить трубу тоже не возымела никакого действия, старинная кладка была надежной, а может быть, деревянные кирпичики еще недостаточно сгорели.

Тяните же, олухи! — кричал Арнольд, и лицо его было страшно.

Намотав на руку конец каната, мы, разозленные и напуганные, со всей силой сделали еще один отчаянный рывок. Послышался треск, и подкопченная внизу труба слегка покачнулась. Полу сгоревшие куски дерева стали выскакивать из расщелины: где-то, в самой гуще дыма. Арнольд увертывался от ударов раскаленных головешек. Вдруг сорокаметровое чудище стало клониться набок, затем медленно падать.

В соответствии с законом земного тяготения и расчетами Арнольда труба валилась как раз на середину полянки. но то ли ветер подул, то ли сцепление между кирпичами было разное, вдруг она изменила направление Капризное дитя не захотело ложиться в заготовленную ему колыбельку и всей многотонной массой ударило поперек барака Высоко вверх взлетели обломки досок, пух и перья взвились в воздух, облако пыли покрыло место катастрофы

Обомлев от ужаса, стояли мы с Сергеем, не выпуская каната из рук. Кудахтали встревоженные куры, истошно кричала прижатая обломками кошка, голосили перепуганные дети.

Что ж они наделали, окаянные! — слышалось истошное бабье причитание. Им вторили мужчины крепкой руганью.

Бежим! — прошептал Сергей. Отбросив канат, мы пустились к ближайшему лесу. Страх гнал нас подальше от места катастрофы. Когда мы в изнеможении упали в густую траву и обернулись, то не увидели знакомой нам верхушки трубы. Не нашли мы и нашего товарища. Тщетно ждали мы его в кустах до темноты. Арнольд не пришел.

Лишь на четвертый день он появился в аудитории института. Лицо его было озабоченно, под глазом красовался синяк.

Арнольд рассказал, что в милиции ему помог чертеж с хорошо подготовленными расчетами. В итоге происшествие отнесли н разряду несчастных случаев. Ветхий барак давно уже собирались снести, жильцы об этом даже писали в область. Теперь будут строить клуб из кирпича трубы, а барачных жильцов переведут в другой дом

После печального происшествия Арнольд сидел на лекциях тихий и молчаливый, каждый раз испуганно вздрагивая, когда профессор упоминал имя Ньютона и закон всемирного тяготения.

Николай Петрович умолк, нам тоже не хотелось нарушать установившуюся тишину. О чем думали мы в эту прохладную осеннюю ночь, какие свои грехи и проделки вспоминали? Счастливая и тревожная пора — молодость!