ООО «Шахматы», Санкт-Петербург,
тел: +7-905-223-03-53

Одинокий король.

Всю жизнь я любил шахматы, — начал свой рас­сказ мистер Ньюмен, — хотя мне и не дано было глубоко проникнуть в их таинства. Но по-настоящему я начал ува­жать это сложнейшее и загадочное искусство лишь после знакомства с Александром Алехиным. Почему? Даже трудно ответить. Может быть, сказалась сила личности Алехина, и на меня подействовал тот дух аристократизма, мудрости и творческого горения, который был свойствен моему не­счастному русскому другу.

Мистер Ньюмен улыбнулся. Его большая голова с пыш­ной, серой от седины шевелюрой склонилась набок. Внима­тельный, изучающий взгляд его умных глаз выражал доб­рожелательность и какую-то мягкую мудрость. Я невольно вспомнил, как тепло отзывались мои знакомые музыканты об этом крупном педагоге, скрипаче-исполнителе и искрен­нем друге нашей страны — в трудные двадцатые годы он не раз устраивал концерты в помощь голодающим По­волжья Стало понятно мне также, почему этот сердечный и общительный человек является столь желанным гостем Москвы, почему именно его включили в состав жюри Международного конкурса имени Чайковского.

—   Судьбе было угодно забросить меня в последним год второй мировой войны в португальский городок Эсториаль, в тридцати километрах от Лиссабона, — продолжал свой рассказ мистер Ньюмен. — Что сказать об этом ма­леньком, но известном на Западе курортном местечке? Ле­том, во время купального сезона, жизнь здесь бьет ключом, зимой — тишина и безмолвие. В дождливые зимние дни красоты Эсториаля не привлекают; куда приятнее сидеть в теплой комнате.

Мистер Ньюмен пробежал взглядом по обстановке номе­ра гостиницы, где мы с ним встретились. Из раскрытого окна доносился шелест автомобильных шин, по проспекту Маркса и улице Горького во все концы растекались люд­ские потоки.

—          В общем время было грустное, — продолжал ми­стер Ньюмен. — Я давал уроки, очень уставал и спешил в «Парк-отель», чтобы хоть немного отдохнуть. Изредка про­гуливался по набережной, вдоль пустынного в зимнее вре­мя пляжа. Пронизывающий океанский ветер забирался под плащ, леденил тело, бросал в лицо песчаную пыль. Всякий раз, когда я возвращался в «Парк-отель», меня поджидал там Алехин. Он мучился, изнывал от одиночества, за целый день ему буквально не с кем было словом перемолвиться. Ужас­ное состояние! Португальский чемпион Люпи впоследствии поведал мне историю Алехина. Если не возражаете, я по­стараюсь передать вам его рассказ и свои впечатления, но заранее извиняюсь, если буду неточен в деталях...

В январе сорок первого года, рассказывал мне Люпи, португальские шахматисты получили извещение о том, что впервые в истории к ним в страну приезжает шахматный чемпион мира. Они были обрадованы и взволнованы. Зака­зали лучшие комнаты для Алехина и его супруги в «Палас-отеле» Эсториаля. В распоряжение гостя предоставили автомобиль.

Туманным февральским утром местные шахматисты при­шли в порт встречать судно из Буэнос-Айреса. Еще задол­го до того, как корабль пришвартовался, на верхней палубе можно было видеть стройного, улыбающегося мужчину Он держал на руках двух котов. Алехин очень любил живот­ных, — пояснил мне мистер Ньюмен. — Вы знаете это?

—   Да Он говорил, что людей любит меньше — мало видел от них ласки.

—    Одного из котов звали Чесс — шахматы по-английски.

—   Знаю... А в «Парк-отеле» он держал кошек? — спросил я мистера Ньюмена.

—   Куда там! Он себя-то с трудом мог прокормить! Но продолжаю: Алехин удивил тогда португальцев блеском, доброжелательностью, постоянной готовностью помочь молодым игрокам. Позже они хорошо познакомились с его привычками во время сеансов одновременной игры. Он всегда выступал в строгом вечернем сюртуке из лучшего английского материала, жесты его были несколько театраль­ны, и не удивительно: я слыхал, что в молодости он хотел стать артистом кино.

Сеансы изматывали Алехина. После каждого круга он пил чашку кофе. Его величавая жена-англичанка сидела в углу и что-то невозмутимо вязала, в то время как котята играли с клубками. «Будь осторожен, — шептала она про­ходившему мимо Алехину. — Ты пьешь слишком много кофе».

Увы, в последние годы жизни Алехин, к сожалению, пил не только кофе, — вздохнул мистер Ньюмен.

—    А раньше?

—   Он говорил: это наследственная болезнь... Пробыв две недели в Португалии, — продолжал Ньюмеи, — Алехин уехал. Немного спустя узнали: он стал лейтенантом фран­цузской армии. Потом пришло письмо с просьбой пригла­сить его в Португалию. На сей раз он приехал один. Уже не было у него ни номеров в «Палас-отеле», ни автомоби­ля. Жена его предпочла остаться во Франции для спасении дома, как выразился Алехин, «научно разграбленного фа­шистами».

Португальцы полагали, что он бросил пить еще в три­дцать пятом году, но однажды утром он заявил: «Подожди­те меня», — ушел в кафе и долго не возвращался. Посла­ли посыльного; перед Алехиным стояла бутылка портвейна, он опустошал ее стакан за стаканом...

В другой раз его попросили посмотреть позицию в одной партии. Он заказал бутылку вина и. лишь после того как выпил стакан, начал анализ партии. «Это конец, — решили знатоки, — даже дитя может его обыграть». Но Алехин выиграл еще много турниров — так велик был его талант.

В сорок третьем году прибывшие на станцию Дижон шахматисты увидели только что приехавшего высокого, ху­дого человека. Движения его были как у автомата. Это был Алехин. Как он изменился! Вместо гордого, осанистого муж­чины с уверенными, плавными жестами актера на перроне стоял призрак, чьи руки, когда он говорил, в слабости иска­ли ваших рук, как бы требуя подтверждения: «Вы пони­маете?! Можете вы понять, что я говорю?»

—  Конечно: война, плен, тяжелая жизнь в фашистской оккупации подорвали его здоровье, — вставил я, воспользовавшись паузой в рассказе Ньюмена. — Потом скарлати­на: в пятьдесят лет заболеть детской болезнью!

—          Этого я не знал, — удивленно повел плечами рассказчик. — Теперь я еще лучше понимаю, почему тогда, в Эсториале, Алехин был в состоянии крайнего физического упадка. Мы часто беседовали с ним то в фойе отеля, то на прогулках. Иногда я заходил в его маленький номер, но чаще он посещал меня.

—  «Парк-отель» гостиница богатых? — спросил я Нью­мена.

—    Да, фешенебельная.

—    Но у Алехина в те дни не было денег.

—   Шахматисты позаботились о нем, сняли ему номер. Зимой отель все равно пустует, клиентов мало... И все-таки понять всю глубину падения Алехина можно было, лишь увидев его в те дни. Вот уже двадцать лет прошло, а я и теперь содрогаюсь, вспоминая его состояние.

Мистер Ньюмен вздохнул, не в силах побороть охватив­шее его волнение. Затем продолжал:

—   Увидев Алехина, я сразу понял передо мной чело­век, истерзанный ударами судьбы. У меня создалось впе­чатление, что сам Алехин полагает, будто жизнь его конче­на, он должен просто автоматически, под влиянием ка­ких-то внешних сил, продолжать жить. Окружающий его мир давно перестал для него существовать, он целиком ушел в себя.

И пи одного близкого человека Только вечерами встре­чи со мной, а часты ли свободные вечера у музыканта? Да еще Люпи, но тому приходилось много разъезжать — жизнь шахматного профессионала нелегка.

Алехин проводил дни и ночи в кровати или бегал по маленькой комнатке, как в клетке. Туда-сюда, туда-сюда'

В отчаянии мы написали письмо его жене «Со времени приезда в Эсториаль ваш муж находится в ужасном состоя­нии. Больной, без денег, он живет фактически из милости в меблированных комнатах. Приезжайте скорее»

Дни летели за днями — никакого ответа! А Алехин все хуже, все слабее. К тому же он опять стал много пить.

—    На что? У него же не было ни гроша.

—   Дорогой мой, когда у человека ничего нет, а вокруг люди что-то имеют, всегда есть надежда получить подаяние. Хотя бы такой пустяк, как рюмку коньяку или стакан вина. Он же шахматный король. Каждый старался сделать так. чтобы Алехин хотя б на секунду да позабыл о своем несча­стье И к вечеру обычно он становился совсем плох. А много ли ему было нужно для того, чтоб ослабеть.

 Но меня всегда восхищало, что даже в минуты крайнего упадка Алехин оставался джентльменом! — воскликнул, изменив тон, мистер Ньюмен. — Да, да, именно джентльменом, человеком благородным. Голова его была гордо поднята, платье всегда в порядке, но, главное, какое-то лодку, поющее внутреннее достоинство... А в глазах отчаяние, тос­ка, которую он просто был не в силах скрыть.

—   О чем вы с ним говорили? — спросил я, когда стер Ньюмен, отдавшись воспоминаниям, умолк.

—   О шахматах, о музыке, о том общем, что есть в этих столь различных по форме искусствах... Помню, Алехин рассказывал мне, что первый неофициальный чемпион мира по шахматам Франсуа Фелидор был известным французским композитором. Говорил о Сергее Прокофьеве, его увлече­нии шахматами. Сказал, что в Москве в конце тридцатых годов был даже проведен его официальный шахматный матч со скрипачом Давидом Ойстрахом... Но чаще всего Алехин просил меня что-нибудь сыграть. Я брал скрипку и исполнял его любимое: Чайковского, Рахманинова. По душе ему были и старинные русские напевы. Слушая их, он, видимо, вспоминал далекое детство, свою родину. Мне хотелось по­мочь ему, вывести его из состояния мучительной носталь­гии, избавить от страданий. Особенно ему нравилась одна старинная песенка. — И мистер Ньюмеи стал напевать: — «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан...»

Я подумал: кто на Руси не слыхал этой песни?! Еще моя бабушка, сидевшая зимой на теплых полатях, пела со; напевала и мать в спокойные минуты короткого вечернего отдыха, когда дети уже накормлены и закончена бесконеч­ная домашняя работа. Теперь новая музыка как-то вытесни­ла эту незатейливую песню, но и сейчас сердце каждого русского невольно встрепенется при звуках знакомого с дет­ства мотива.

—   Так проводили мы долгие часы тех печальных зим­них вечеров, — продолжал Ньюмен. — За окном ненастье бушующий океан, завывание ветра, тревожный шелест ли­стьев и удары дождевых капель в стекла. В комнате нас двое. Полутьма. Я играю на скрипке, Алехин целиком ухо­дит в воспоминания, навеянные музыкой... Никогда я не имел такого слушателя! Сидел он притихший, неподвижный; красивая голова свесилась на грудь, глаза прикрыты, рес­ницы мокрые. Алехин был сверхчувствителен, в нем была какая-то невероятная тонкость, и это особенно проявлялось в моменты, когда он слушал музыку... Что видел он, что ри­совало его воображение. Родной дом, близких, мать, «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан»?

Мистер Ньюмен умолк и посмотрел на часы. Я припод­нялся с кресла, чтобы уйти, но рука музыканта с гибкими пальцами удержала меня

— Не помню, когда я в последний раз видел Алехи­на, — вернулся к рассказу Ньюмен. — Я уже говорил: мне приходилось часто уезжать из Эсториаля. Но это злосчастное мартовское утро врезалось мне в память на всю жизнь. Я проснулся поздно и ждал в своем номере, когда мне при­несут завтрак. Раздался стук в дверь, вошел официант. По его виду я почувствовал что-то неладное

«Вы больны?» — спросил я

«Н-нет, я здоров», — прошептал португалец, хотя губы его стали синими, а поднос в руках дрожал

«Что случилось»

«Алехин... умер».

«Алехин?! — воскликнул я, ошеломленный. — Когда? Как?»

«Синьор профессор .. это ужасно. Я принес ему завт­рак... Он сидит за столом. Вчерашний ужин нетронут, хотя салфетку он уже заправил... Он мертв»

Я бросился в номер Алехина.

«Туда нельзя — преградил мне дорогу полицейский — Ждем судебно-медицинского эксперта. Нужно установить естественная ли это смерть. Что?.. В дверь посмотреть можно».

Я раскрыл дверь номера. Занавески еще были задер­нуты, горел электрический свет, хотя на улице вовсю све­тило солнце. На столе тарелки, рядом, на подставке для чемоданов, шахматная доска с расставленными фигурами. В кресле сидел мой друг: рука беспомощно свесилась вниз, красивая голова опустилась на грудь. Сидел он как живой, будто все так же упоенно слушал мою скрипку.

 Не шей ты мне, матушка, красный сарафан.

ООО «Шахматы»

Санкт-Петербург

время работы с 10-00 до 19-00

тел. 983-03-53 или 8-905-223-03-53

 SKYPE - Piterchess

 ICQ - 229-861-097

 VIBER: +79052230353

 info@64ab.ru