58. Как я стал невыездным
Весной следующего 1980 года Александрия выиграла четвертьфинальный матч претенденток у Елены Ахмыловской. Началась подготовка к полуфинальному матчу. А в Москве тем летом проводилась Олимпиада (нешахматная).
Борис Гулько, фрагмент из книги «КГБ играет в шахматы»:
Перед Олимпиадой я встретился с отказником, врачом Володей Бродским. Через несколько лет Володю посадят на год, и он станет «узником Сиона». А тогда Бродский организовывал - на время Олимпиады - недельную голодовку протеста и предложил мне поучаствовать. Я отказался - может быть, и так отпустят. Кроме того, я принял уже предложение своего друга Марка Дворецкого на время Олимпиады поехать на олимпийскую базу «Эшеры» под Сухуми.
Марк был тренером выдающейся грузинской шахматистки Наны Александрия, готовившейся к матчу претенденток, и я согласился позаниматься с ней дебютами. На базе я жил анонимно и ни в каких ведомостях не значился. Увы, в «Эшеры» во время наших занятий приехали отдыхать Батурине- кий и независимо от него знавший меня доктору который ездил с шахматной командой на Олимпиаду в Буэнос-Айрес. Вопрос, конечно, не в том, кто из них «настучал», а в том, кто «настучал» первым.
Нану наказать за общение со мной не могли - она была гордостью грузинского народа. Закрыли выезд за границу на год Дворецкому. Кто пострадал? Совершенно посторонний человек - Коля Андрианов.
В ту пору Дворецкий - действительно замечательный тренер - каждый год производил для Советского Союза по чемпиону мира или Европы среди юношей. Единственное исключение - Андрианов. Поехав на первенство Европы без своего тренера, - Марк отбывал карантин - Андрианов ничего не выиграл.
Эту же историю в первой части книги рассказывают бывший подполковник КГБ Владимир Попов и историк Юрий Фелыитинский. Они добавили ряд деталей, которые на самом деле не имели места. Например, что на сбор приехали супруги Гулько, хотя Ани там не было. Утверждают, что КГБ проводило операцию по удалению Бори с Аней из Москвы на время Олимпиады, и с этой целью «агенты полковника Тарасова Алики (Бах и Рошаль) убедили ничего не подозревавшего Дворецкого в том, что его другу Гулько было бы полезнее всего отдохнуть от всех проблем в “Эшерах”, одновременно участвуя в тренировке Александрия».
С «Аликами» я на эту тему не общался, да и вообще не уверен, был ли тогда знаком с Бахом. На самом деле, с нами на сбор обещал поехать Разуваев - чтобы помочь в дебютной подготовке, но в последний момент отказался. В считанные дни предстояло решить, кем его заменить. Тут и пришла мысль о Боре. Это было хорошо и для нас: ведь Гулько сильный гроссмейстер, превосходный знаток дебюта, и для него: возможность подзаработать в ситуации хронического безденежья была не лишней. Я позвонил Нане, она кандидатуру одобрила, хоть и понимала риск нашей затеи.
Соавторы пишут, что для наблюдения за Гулько были направлены два агента КГБ: врач и Ба- туринский. Какая в этом логика - посылать для наблюдения начальника Управления шахмат? Больше смысла направить профессионала, которого мы не знаем. В действительности, Батуринский появился примерно в середине нашего сбора (думаю, просто решил отдохнуть), причем о его приезде мы узнали заранее. Боря спросил Нану: не стоит ли ему уехать, чтобы не дразнить гусей? Однако решили: а, черт с ним!
Там же рассказывается, что КГБ пытался меня завербовать, но я отказался. Хорошо хоть так: мог бы ведь по их версии и согласиться, и поди потом доказывай, что ты не верблюд. На самом деле, никто меня вербовать не пытался: такое событие наверняка бы запомнилось. Как запомнилась история, поведанная мне Сашей Черниным на турнире претендентов 1985 года в Монпелье, где я тренировал Юсупова и заодно помогал Саше, с которым тренера не направили. Так вот, перед выездом во Францию с ним беседовал местный харьковский гебист, потребовавший, чтобы Чернин проявлял бдительность, наблюдал за поведением своих спутников.
После сбора уже в Москве меня вызвал к себе Батуринский и начал разъяснительную беседу: как же вы могли пригласить Гулько, неужели не понимаете? Я играю в наивного человека и отвечаю:
-А почему нет: нам была необходима квалифицированная дебютная помощь, Разуваев отказался поехать на сбор, а Гулько - превосходный специалист.
-Что же вы со мной не посоветовались? - спрашивает Батуринский. Тут я мог только улыбнуться.
Впрочем, диссидента я из себя не строил, держался корректно. К концу беседы Батуринский дал понять, что не будет возражать против моей поездки на юношеский чемпионат Европы с Андриановым. Как я понимаю, выезд мне закрыли где-то выше.
Ранее Андрианов, с которым я занимался уже пару лет, победил в отборочном турнире к юношескому первенству мира, опередив будущих звезд Андрея Соколова и Яана Эльвеста. На мировой чемпионат в тот год был послан Гарри Каспаров, а Коле досталась путевка на чемпионат Европы, где он поделил второе место. Андрианов - парень очень впечатлительный, подверженный внешнему влиянию, для него мое присутствие было бы действительно важно.
Стоит сказать, что Батуринский, по моим впечатлениям, - фигура неоднозначная. Не вызывали ни малейших симпатий его прошлое (прокурор сталинских времен), внешний облик (прозвище - мопс), грубость, порой даже хамство. В то же время, шахматы он любил, шахматистов уважал, не был злопамятным. Если это не входило в противоречие с его функциями представителя власти, Батуринский старался действовать в интересах шахмат (конечно, в своем понимании). Мы с ним не раз ругались, но «в промежутках» поддерживали вполне корректные отношения.