101. Несостоявшийся Фишер
Невозможно нравиться всем, да я к этому никогда и не стремился. В шахматном мире наверняка немало людей, неприязненно ко мне относящихся. Не раз приходилось читать негативные высказывания о своей работе. Впрочем, все они делались по распространенному в советские времена принципу: «Солженицына не читал, но написанное им осуждаю». Ведь никогда я не слышал и не встречал в печати отрицательных отзывов со стороны бывших учеников или хотя бы слушателей моих лекций. За одним-единственным исключением.
В журнале «New in Chess» №4 за 2007 год шотландский гроссмейстер Джонатан Роусон рецензирует вышедшую в США книгу Джошуа Вайцкина «The Art of Learning». Воспроизведу два абзаца из статьи Роусона.
Рассказывая о тех трудностях, с которыми он [Вайцкин] столкнулся при изучении шахмат, он, кажется, пытается в значительной степени свалить вину за свое охлаждение к ним на Марка Дворецкого, который периодически работал с Джошем в течение пяти лет. Он сравнивает Дворецкого с социально-беспомощным гением
Набокова - Лужиным, и пишет: «Его запасы глубокомысленного материала кажутся неисчерпаемыми, и решение позиций час за часом превращается в бесконечный допрос. Дворецкий любит наблюдать, как одаренные шахматные умы борются с его заданиями. Он наслаждается своей властью, в то время как молодые чемпионы медленно истощают свой творческий потенциал. Будучи его учеником, я обнаружил, что эти сессии напоминают мне тюремные сцены Оруэлла в “1984”, где независимо мыслящих людей безжалостно ломали до тех пор, пока от них не осталась только тень».
Хотя я не могу комментировать непосредственно их отношения или причину печальных выводов Джоша, я нахожу, что это описание Марка Дворецкого полностью противоречит моему собственному опыту, который оказался намного более полезным и в личном плане, и с точки зрения шахматного развития. Марк, конечно, требовательный преподаватель, но я нахожу, что он великодушен, и работать с ним приятно. Возможно, у них возникли личностные разногласия, но Джош, описывая Дворецкого, пытается сделать из него козла отпущения.
У нас в стране никто и не слышал о Вайцкине, а в Америке, наоборот, его имя широко разрекламировано. В период с 1990 по 1992 годы, приезжая в Нью-Йорк, я действительно занимался с ним, и это одно из немногих неприятных воспоминаний, касающихся моих визитов за океан.
Отец Джоша, журналист Фред Вайцкин в 1988 году опубликовал книжку, главным героем которой является его сын. В ней описываются первые шаги маленького мальчика в шахматах: партии, турниры, общение со сверстниками, занятия с тренером, поездки. Описывается, в частности, визит отца и сына в Москву на матч Карпов - Каспаров, где, между прочим, мы и познакомились. Книга оказалась успешной, через несколько лет по ней сняли фильм.
Название книги и фильма «В поисках Бобби Фишера» в журналистском плане, наверно, удачное, но... Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется, - писал великий русский поэт Федор Тютчев. Отозвались слова из заглавия книги довольно неожиданным и, на мой взгляд, отчасти даже трагическим образом.
Маленький Джош и в самом деле стал воспринимать себя как наследника Роберта Фишера, уверовал в свой огромный шахматный талант. На самом-то деле у него имелись неплохие шахматные способности, но и только, как у многих других. Те же Патрик Вульф, Таль Шакед обладают заметно более ярким дарованием.
В американских юношеских турнирах Вайцкин был успешен. В значительной мере потому, что с раннего детства с ним регулярно занимались сильные тренеры: Альбурт, Кайданов, Чернин... Список можно продолжить, о некоторых наставниках я просто не знаю. Консультировал Вайцкиных даже Каспаров. Впоследствии для Джоша организовали несколько турниров с участием гроссмейстеров. Столь благоприятных условий для развития и близко не имел ни один из американских ребят, да, наверно, и не только американских. А результат всех приложенных усилий и потраченных средств оказался достаточно скромным: гроссмейстерская норма так Вай- цкину и не покорилась.
Мама Джоша, Бонни как-то мудро заметила, что ее сын должен не воспринимать себя персонажем книги, а жить своей собственной жизнью. К сожалению, и отец, и сын уверовали в то, что Джош повторит путь Фишера. Из-за сверхожиданий стали формироваться негативные черты характера, вырабатываться психологические комплексы. Отсюда - ревность к другим юным шахматистам, отсюда - навязчивое желание всё время получать подтверждение своей гениальности, своей успешности. Достижения сверстников воспринимались в семье очень болезненно.
Однажды я приехал позаниматься с Джошем вскоре после большой швейцарки «Нью-Йорк опен». Там успешно, особенно поначалу, играл друг Джоша (да и вообще, они дружили семьями) Дэвид Арнет - способный, интеллигентный парень. Дэвид любил шахматы, ему я тоже давал уроки. Но всё же игра для него была просто хобби: он увлекался математикой и именно здесь видел свое будущее.
Вайцкины опасались, что успех Арнета в нью-йоркских шахматных кругах затмит их собственную славу. И когда я приехал, отец и сын по отдельности объясняли мне, что Дэвиду весь турнир везло, и высокого результата он не заслуживал. Меня это поразило, ведь они - близкие друзья.
На следующий день после очередного занятия, на котором мы смотрели последние сыгранные Джошем партии, я заглянул в гости к Альбурту, и он меня ошарашил:
- Знаешь, ко мне приходил Фред Вайцкин, он жутко встревожен, говорит, что у Дворецкого занятия с Джошем проходят в атмосфере ненависти! Я, конечно, постарался его разуверить. Что у вас там произошло?
На самом деле, ничего не случилось, всё было спокойно: ни трений, ни разногласий. Я задумался и вдруг осознал, в чем дело. Джош начал с того, что показал, как он сделал черными ничью с исландским гроссмейстером Арнасоном. Нормальная, корректная ничья в атаке Раузера сицилианской защиты, больших событий там не происходило. Мы обсудили партию и перешли к следующей. А ведь Джош наверняка жаждал моего восхищения: ну как же, он сделал ничью черными с гроссмейстером, разве это не подтверждение его гениальности! То, что я не обратил особого внимания на его достижение, и было расценено Вайцкиными как проявление неприязни, чуть ли не ненависти с моей стороны.
Вайцкиным очень хотелось, чтобы я подтвердил им: Джош - самый лучший, самый талантливый. Каждый раз, когда они заговаривали на эту тему, я чувствовал себя крайне неловко. Словно переносился в сказку Пушкина, в которой молодая царица постоянно обращается к зеркалу:
Свет мой, зеркальце! Скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?
У многих сверстников Джоша, например, Пети Свидлера или Вадима Звягинцева, и успехи, и рейтинг намного выше, и я недоумевал, как же можно этого не видеть.
Обучение эффективно, если оно интерактивно. На любых моих занятиях студенты отвечают на вопросы, решают задачки, упражнения - то простые, то довольно сложные. Для подавляющего большинства это нормальная тренировка, зачастую еще и вызов, который надо достойно встретить. Негативных эмоций подобная практика не вызывает, скорее - наоборот. Но для Джоша, который идентифицирует себя с Бобби Фишером, любая неудача в решении - серьезный удар по самолюбию, удар по репутации. Поскольку ни яркого таланта, ни большого трудолюбия у него не имелось, то результаты чаще всего оказывались не слишком высокими. Наверно, он действительно воспринимал тренировочный процесс очень болезненно, постоянно мучился и страдал из-за неспособности соответствовать своему воображаемому уровню. Допускаю, что тут есть доля и моей вины: я видел неадекватность, уродливость его менталитета, но не догадывался, насколько далеко всё зашло, надеялся, что мне удастся вернуть его на позиции здравого смысла.
Помню, однажды я останавливался на несколько дней у него дома. Я дал Джошу на вечер задание - решить несколько сравнительно несложных упражнений. Когда на другой день мы начинаем урок, то выясняется, что задание он не выполнил. Спрашиваю: как же так? Ведь чтобы стать большим шахматистом, надо много работать! Джош начинает объяснять, что у него очень напряженное расписание, трудные задания в школе, времени ни на что не хватает. Я говорю: «Не морочь мне голову! При чем тут школа? Я же видел, как ты вечером сидел и спокойно смотрел по телевизору баскетбольный матч. Знаешь, тут уж надо выбирать».
Его школа действительно была очень сильная, одна из лучших в Нью-Йорке - та самая, которую успешно закончил Морган Пехме. А вот Джош так и не смог в ней нормально учиться, систематическая работа плохо давалась ему не только в шахматах. В конце концов, пришлось оттуда уйти, завершать образование в другой школе, попроще.
В какой-то момент, поняв, наконец, что в шахматах ему не достичь высокого уровня, Вайцкин переключился на одну из разновидностей силовых единоборств. Говорят, там он был более успешен. Не знаю, это действительно так или его достижения, как и в шахматах - главным образом, лишь продукт эффективной рекламы.
В фильме «В поисках Бобби Фишера» я обратил внимание на переданную там атмосферу детских соревнований. Малыши играют турнирную партию, а в соседней комнате жутко переживают их родители. Я этого не понимал. Ну, какое значение в этом возрасте имеют результаты? Дети должны учиться играть сильнее, и тогда успехи обязательно придут, а пока пусть они просто получают от игры удовольствие. Но, оказывается, у родителей другой подход.
Как-то я занимался с симпатичным 10-летним малышом в Нью- Йорке, несколько дней оставался у него дома. Очень интеллигентная семья, приятные люди. Отец с гордостью мне сказал, что его сын в своем возрасте практически сильнейший в стране, но есть один мальчик в Калифорнии, у которого рейтинг немножко выше. Поэтому сейчас главная задача - опередить того мальчика по рейтингу. Я его удивленно спрашивал: ну, какое имеет значение рейтинг в 10-лет- нем возрасте? Надо заниматься, развиваться, а рейтинг - это суета сует!
У этого мальчика вся комната была уставлена кубками. Я за всю жизнь и близко не получил столько призов, как 10-летний американец! Потом уже понял, что в Штатах практически любого участника соревнований стараются наградить каким-нибудь «трофи». Детям должно быть хорошо - это американская традиция. Я-то привык к другому: зря не перехваливать, награждать за реальные успехи, а не просто за участие. Не берусь судить, какой подход правильнее, да и вряд ли так стоит ставить вопрос: у каждой страны свои культурные традиции.