Невосполнимая потеря
Алексей Дреев, гроссмейстер
Уход Марка Израилевича — это огромная потеря для всего шахматного мира. Трудно не согласиться с Гарри Каспаровым, сказавшим, что таких людей, наверное, больше не будет...
Мы с Марком Израилевичем познакомились в 1980 году, когда мне было И лет, в Кисловодске. Он был секундантом Наны Александрия; она играла в этом городе, который находится совсем близко от моего родного Железноводска, матч претенденток с Еленой Ахмыловской. Мы уже знали, что есть такой известный тренер, и папа привез меня к нему на прием. Дворецкий дал какие-то задания, я над ними поработал и выслал ответы. Они ему понравились, и тренер пригласил меня в Москву. С этого момента началось наше сотрудничество. Не могу сказать, что оно было очень активным, да и закончилось достаточно рано, в 17 лет, но, безусловно, оно оставило огромный след в моей шахматной жизни, и не только шахматной.
Нас разделяли 1600 километров, встречи с Дворецким были эпизодическими, но они дорогого стоили. Когда он понял, что занятия оказываются плодотворными, встречаться мы стали чаще, проводили сборы. Помню, ездил я на первую лигу чемпионата СССР в Свердловске, где Дворецкий помогал Сергею Долматову, а в свободное время работал со мной. Мы даже не занимались, а вместе ходили на туры. Я был в комнате анализа, смотрел, как анализируют сильные шахматисты. Он считал, что такое погружение очень полезно для моего развития. Я впитывал, приобщался к большим шахматам. У Дворецкого была целая методика, и он по ней действовал. Он мне сразу сказал: «Я тебя беру, чтобы сделать из тебя чемпиона мира». Мне тогда это казалось совершенно невероятным, но его уверенность мне передалась, ведь было понятно, что он не фантазирует — к тому моменту Дворецкий уже привел к званию чемпиона мира среди юношей Валерия Чехова, Артура Юсупова, Сергея Долматова. Постепенно мы стали встречаться с Марком Израилевичем все чаще и чаще.
Своего первого успеха я добился на отборочном турнире к чемпионату мира до 16 лет, который проходил весной 1982 года в Сочи. Меня сопровождал Дворецкий. Удалось поделить 1-2 места с Евгением Бареевым. После этого в Москве состоялся матч между нами за право представлять СССР на чемпионате мира. Этот матч Женя выиграл, но Марк Израилевич успокоил: «Ничего, не расстраивайся. Следующий год будет твой!»
Так оно и вышло. Дворецкий сразу сказал: «Мы выигрываем отборочный, потом ты едешь на чемпионат мира и выигрываешь его». Хотя поначалу в такой исход не очень верилось, но все произошло именно так. Марк Израилевич умел наладить не только шахматную, но и психологическую работу, он вселял веру в ученика. Достаточно было просто следовать его установкам, и удивительным образом все получалось.
Алексей Дреев — чемпион мира до 16лет. 1983 год
Лет до 17-ти мы занимались регулярно, но потом, к сожалению, наши встречи стали очень редкими. Так уж вышло. Марк Израилевич как тренер всегда ставил высокие цели. Когда он занимался с юношами— ставил задачу выиграть чемпионаты мира до 16 и до 20 лет, а меня по каким-то таинственным причинам в один момент перестали выпускать за границу, и я выпал из обоймы. Но, конечно, дело было не только в этом, тут как бы одно наложилось на другое. Если говорить честно — а в память об этом человеке надо говорить честно — у Марка Израилевича были твердые принципы. В первую очередь он видел в шахматисте личность, а некоторые мои человеческие качества ему не очень нравились. Он хотел видеть меня другим, не во всем я с ним соглашался, и мы расстались. Уже в первый месяц после расставания я почувствовал, что многое потерял, но обратной дороги не было. В любом случае, у нас с Марком Израилевичем остались добрые отношения, и когда мы изредка встречались, то очень хорошо общались, и в своей «Книге для друзей и коллег» он написал про меня много добрых слов.
Что можно еще вспомнить о Марке Израилевиче? О его методах работы сказано и написано многое. Им была создана фантастическая картотека, причем создана без помощи компьютера. Это действительно титаническая работа! Дворецкий систематизировал целые разделы шахмат. Как он работал? Сначала искал у подопечного слабые места, а потом занимался их исправлением. У него на каждую шахматную слабость была целая стопка заданий, решая которые, ученик постепенно избавлялся от недостатков, расширял свои горизонты. Иногда какие-то позиции удавалось опровергнуть, подчас у нас возникали творческие споры. Когда появился компьютер, Марк Израилевич всё проверил и перенес в компьютер. Какую-то часть упражнений пришлось отсеять, потому что машина бывает иногда безжалостна к творческой мысли. Тем не менее основа осталась, она сейчас многими используется в работе. На этом фундаменте Дворецкий написал массу содержательных книг.
Для меня осталось загадкой, почему Дворецкий, будучи очень сильным практиком (безусловно, он играл в силу незаурядного гроссмейстера), рано оставил шахматы. Почему в расцвете сил Марк Израилевич переключился на совсем иную деятельность? Конечно, он блестящий тренер, но не будем забывать, что он и прекрасный шахматист. Если изучить его творчество, можно в этом убедиться. Более того, после 20-летнего перерыва он в середине 90-х (когда ему было уже почти 50) поехал в Испанию на два турнира: один из них выиграл и в другом тоже выступил очень удачно. Это и в самом деле удивительно — человек, не играя в шахматы, просто поехал куда-то немножко подвигать фигуры и, тем не менее, занял первое место! Буквально до конца своих дней он сохранял колоссальную практическую силу.
Заниматься с Марком Израилевичем было очень интересно. Он никогда не заставлял работать, но предлагал очень интересные позиции для решения, и разбор заданий был тоже очень увлекательным. Об этом можно долго рассказывать. Интерес к серьезным занятиям шахматами у меня появился именно благодаря Дворецкому. И он приучил меня работать, потому что я был очень ленивым. Все ученики Марка Израилевича, начиная с Юсупова, Долматова, Бологана, Мотылева — список будет очень длинным — куда попало не ходят, всегда стараются найти лучшее продолжение. Тренер приучал к тому, что это самое главное: стремиться сделать лучший ход. Результат мог даже быть на втором месте, качество игры для него было важнее.
Вот чему Дворецкий не учил, так это дебютам. Дебюты он совершенно не знал. Правда, на первых порах он давал что-то из своего репертуара. Помню, я играл с его подачи дебют Понциани, хотя он, честно говоря, не вызывал особого доверия. Играл до тех пор, пока Маланюк не обыграл меня черными. Но все остальное, кроме дебютов, было на таком уровне, который никому и не снился.
Марк Израилевич понимал, что в дебюте не может реально помочь, и без всякой ревности приглашал дебютных специалистов. Так я познакомился со своим будущим тренером Александром Филипенко — это Марк Израилевич его порекомендовал. Приглашал и других шахматистов; он совершенно спокойно к этому относился. Бывают тренеры, которые своими учениками ни с кем не делятся, а Дворецкий знакомил с другими специалистами легко, поскольку для него самым важным были не личные амбиции, а польза, которую он хотел принести ученикам. Это было очевидно.
Большую роль Марк Израилевич отводил и личностному развитию, о чем я уже говорил. Он мог порекомендовать какие-то книжки, фильмы, причем делал это совершенно ненавязчиво. Марк Израилевич был человеком принципиальным, абсолютно открытым и безукоризненно честным, что, в общем-то, большая редкость. Мне порой казалось, что он видит в мире только черное и белое, не замечает каких-то оттенков. С другой стороны, он много раз доказывал свою принципиальность, в ущерб себе говорил то, что считал нужным, и ничего не боялся. Хотя в те времена было непросто отстаивать свою позицию. Марк Израилевич, например, не захотел вступать в комсомол. Это еще раз подчеркивает, что он не только в шахматах, но и в жизни был очень принципиальным человеком. У Дворецкого было много друзей, которые порой с ним спорили, не соглашались, но вместе с тем очень его уважали, ценили его мнение.
Когда я сам начал работать тренером, то очень многое перенял у Марка Израилевича. Он ведь обобщил практически всё, начиная с шахматной психологии и заканчивая эндшпилем, методами принятия решений. Безусловно, я все это постоянно использую и советую другим. Наследие он, конечно, оставил колоссальное, на многие годы вперед. Даже не знаю, появится ли когда-нибудь еще тренер такого масштаба. Мне кажется, любой современный наставник так или иначе будет использовать его методы; что, собственно, сейчас и происходит.
Когда я узнал о кончине Марка Израилевича, то не мог поверить. Может быть, это высокие слова, но шахматный мир на самом деле осиротел. Близко знавшие его люди со мной, конечно, согласятся, а кто не знал, могут поверить мне на слово. Это действительно невосполнимая потеря. Но в любом случае он незримо с нами присутствует в своих книгах, через своих учеников наблюдает за происходящим. Я думаю, что шахматный мир никогда его не забудет!